Странный ад Кроко, или День крокодила. Евгения Ивановна Хамуляк

первой половины жизни…

* * *

      Внезапно мы переместились в светлое помещение с большими окнами, с видом на синее колышущееся море; веселенькие незатейливые занавески раскачивались в такт морского дуновения…

      Кристина облегченно вздохнула, узнав кухню своего старого дома. Облегчением было оказаться именно здесь, а не в доме матери, пропахшем специями и всевозможными приправами и каким-то неприятным духом чего-то неживого, – мать обожала готовить и считала себя настоящим кулинаром, а также специалистом во всех областях жизни. Из уважения или, боясь обидеть, а может, в страхе нарваться на порой грубый ее комментарий, ни один из ее гостей не решался сказать правду о невкусных обедах и пересушенных пирогах. Все ели и тактично хвалили яства. Мать также гордилась обстановкой своего дома, где по собственному вкусу и по советам модного глянцевого гида о правилах высшего света – все перекрасила в неприятные коричневые тона, хита того сезона, который скрадывал солнечный свет и лишал жителей дома их собственных теней. По фен-шуй или еще какой-то популярной методе, гулявшей в эфире сарафанного радио маникюрш нашего городка, она расставила сухие пыльные гербарии, ранее созданные собственноручно на мастер-классе жрицы тех же женских кулуаров, в каждом углу. Эти сухие ветки, нещадно сыпавшие семенами на пол, контрастировали с резной золоченной мебелью, купленной и расположенной скорее напоказ, чем для реального пользования, ибо сидеть в ней было неудобно. Однако вычурная мебель, к слову сказать, почти не использовалась, мать редко приглашала в дом гостей: женская ревность к отцу, неприятие критики и подозрительность к посетителям побеждали в споре с фанфаронством. Зато Екатерина Леонидовна сама предпочитала ходить в гости, куда, впрочем, ее активно звали, ибо она слыла бодрой собеседницей, всегда имела что сказать и не упускала возможности вставить свое веское слово и про политику, и про моду, и в особенности по вопросам психологии, своей непосредственной специальности и личной страсти. И все громко, гласно, воодушевленно и безапелляционно, нетерпяще возражений. Любой разговор сводился обязательно к излюбленной теме домоводства, психологического роста и развития личности. Сотни раз повторяясь, Екатерина Леонидовна не уставала делиться своим персональным успешным опытом создания необыкновенной ауры дома, способствующей счастью семьи. Также моя мама не чуралась отпускать порой нескромные комментарии по случаю и без, считая свои советы благотворительностью и актом человеколюбия, ибо за то же самое в часы приема у себя в кабинете она брала деньги.

      Однако аура в доме была неблагоприятной, и это мог ощутить любой желающий: то ли гербариев было недостаточно, то ли дело было совсем не в них, но дома у Екатерины Леонидовны было затхло и неуютно, поэтому и она лично предпочитала проводить практически все свое время у меня в гостях. К счастью, на тот момент, когда она обустраивала мое жилище, находящееся по соседству, в моде бродили другие тенденции, кричащие аляповатыми