.

.

      Я, сидя за столом, готовил ненавистное задание по русскому языку. Ну не виноват же я, что эта училка невзлюбила меня с первого взгляда и придиралась ко мне на каждом уроке?! А вчера так вообще за препирательства с ней вызвала мать в школу, а та потом на пару с отцом стали капать мне на мозги. Вспомнив вчерашний разговор с предками, я поморщился, настроение упало ниже плинтуса. Отодвинув от себя тетрадь и учебник, я откинулся на стуле, делать совершенно ничего не хотелось.

      – Ма‑а‑а‑акс!!! – раздался крик громче прежнего.

      Я, не выдержав, встал из‑за стола и подошел к окну: внизу стояла почти вся команда нашего двора и дружно кричала, вызывая меня на улицу. Они знали о моих вчерашних злоключениях, а также о том, что у меня отобран мобильник, потому и вызывали сейчас старым дедовским способом. Едва ребята увидели меня в окне, как зашумели ещё сильнее.

      Высунувшись в форточку, я прокричал:

      – Ну чего случилось?

      – Пошли скорее играть, нас уже ждут в соседнем дворе!!

      – Максим, опять холод в дом пускаешь? – раздался за спиной недовольный голос мамы.

      – Сейчас иду! – прокричал я пацанам, спрыгнул с подоконника, закрыл форточку и обернулся: – Мам, я пойду, меня пацаны ждут.

      После этих слов мамин голос слегка дрогнул.

      – Максим, ты ведь вчера обещал сделать уроки.

      – Обещал – значит, сделаю, но позже, – немного резковато ответил я и стал собираться.

      – Постарайся хотя бы вернуться до прихода отца, – обиделась мать и вышла из комнаты.

      Одевшись и хлопнув дверью квартиры, я бросился вдогонку за ушедшими ребятами.

      «Лучше бы остался дома», – думал я, медленно поднимаясь домой по лестнице несколько часов спустя.

      Нет, саму игру мы выиграли со счетом пять – два. Но вот потом, после матча, недовольные проигрышем соперники стали задирать одного из наших, и состоялось ледовое побоище, тут же, на «коробке». К сожалению, в этой битве мы проиграли, и теперь, хромая домой, я отчетливо представлял, что сейчас начнётся. Катастрофа заключалась в том, что, убегая из дома, я в спешке набросил на себя тот пуховик, в котором ходил в школу, жутко дорогой и подаренный мне отцом всего месяц назад, на день рождения, взамен предыдущего, истрёпанного от постоянных падений на лёд.

      «Надо было остаться в хоккейной форме», – с горечью подумал я, ощупывая несколько сделанных лезвиями коньков прорех, из которых на ходу сыпался пух. Лицо тоже ощутимо болело, и я совершенно не горел желанием видеть, во что оно превратится завтра.

      Ещё этаж, и я остановился перед дверью своей квартиры. Деваться было некуда, пришлось звонить, ключи я тоже в спешке не захватил. Вздохнув, нажал на звонок: в квартире раздалась мелодия «Собачьего вальса».

      «Хоть бы не отец открыл дверь, – подумал я, – хоть бы не он».

      Понятное дело, по закону подлости дверь открыл именно отец. Он в недоумении посмотрел на меня, словно не понимая, что это за чудо в перьях предстало перед ним.

      – Тань, иди посмотри на своего сына.

      Он позвал мать таким спокойным тоном, что я понял – неприятности мне точно обеспечены. Рассматривая меня насмешливым взглядом, он подождал, пока не подошла мать, и только тогда впустил меня в квартиру. Зрелище, наверное, действительно было впечатляющим, поскольку она всплеснула руками, а отец насмешливо произнёс:

      – Явление Христа народу.

      Когда предки стали расспрашивать меня о том, что произошло, я, дёрнувшись в сторону, угрюмо буркнул:

      – Подрались и подрались, чего трагедию из этого делать.

      – Значит, так, – в голосе отца звякнул металл, – сегодня уже поздно выяснять отношения, поэтому иди умойся, приведи себя в порядок, а утром мы поговорим.

      Я поплёлся в ванную и взглянул на себя в настенное зеркало. Не знаю, как выглядел Христос при своем явлении, но у меня видок был хоть куда. Из зеркала угрюмо пялился взъерошенный вьюнош шестнадцати лет от роду, зеленоглазый, со светло‑русыми волосами и, кажется, еще совсем недавно правильными чертами лица. Теперь же лицо было, мягко говоря, несимметрично. С одной стороны во всю скулу, от глаза и до носа, наливался огромный синяк, а с другой – пухло лиловым цветом когда‑то небольшое ухо.

      – М‑да, получил, – подвёл я итог сегодняшним приключениям.

      Я разделся и осмотрел своё крепкое и подтянутое тело – постоянные занятия зимой хоккеем, а летом футболом давали о себе знать. Благодаря этим увлечениям мне не приходилось стесняться, раздеваясь перед девчонками на физкультуре, в отличие от многих других ребят. Кстати, сейчас с этой частью организма тоже было не всё в порядке: на левом боку красовался довольно большой кровоподтек.

      Едва я вышел из ванной и прошёл в свою комнату, как прибежала мать с полотенцем, полным льда.

      – Максим, нужно приложить лёд к синякам, – сказала она, пытаясь пристроить к моему лицу полотенце.

      – Я сам, – отодвинулся я от её рук, забирая полотенце, – сам всё сделаю.

      – Ну