Фанты. Выбор ведьмы. Ксения Винтер

никого из вашей демонической братии. Оставьте меня в покое. Вы мне противны.

      Не дожидаясь реакции на свои слова, Лиза взмахом руки открыла портал и ушла, куда глаза глядят, зализывать раны и собирать осколки разбитого сердца.

      Рука помощи

      Оставшись без поддержки Нибраса, Лиза окольными путями покинула Европу, вернувшись на родину, в Россию. Война была в самом разгаре, и девушка, пройдя ускоренные курсы полевой медсестры, отправилась на фронт.

      Дни слились в одну нескончаемую вереницу израненных и изуродованных тел. Пользуясь своими преимуществами, как существа потустороннего и уже давным-давно неживого, Лиза с готовностью лезла под пули, вытаскивая с поля боя раненных, не обращая внимания на повреждения в собственном теле, которые заживляла лишь слегка, чтобы не мешали работать, и снова бросалась в бой. Потому что людям, стонущим от боли и истекающим кровью, её целебная магия – которая даже несмотря на то, что аккумулятором служил браслет самого Повелителя, безграничной не являлась, – была важнее.

      На сон и человеческую еду Лиза времени практически не тратила. Зачем? Достаточно на полчаса перекинуться в лиарзу, чтобы дать человеческому телу немного отдохнуть и съесть горсть сухарей – этого было более чем достаточно, чтобы продержаться ещё один день. А затем ещё один. И ещё один. В части, к которой Лиза была прикреплена в качестве медсестры, её называли ангелом-хранителем, потому что все, кого она на своём горбу притаскивала в госпиталь, всегда выживали, какими бы тяжёлыми ни были их раны. Девушка лишь недовольно морщилась на подобное прозвище: уж кем-кем, а  ангелом она точно не являлась.

      После Великой Победы Лиза вернулась в родную деревню. Вокруг царило запустение. Вид покосившихся домов с прогнившими крышами, накренившимися заборами и отвалившимися ставнями вызвал у девушки безотчётную тоску – она и сама была точно такой же развалиной. Всеми забытый и никому ненужный осколок рухнувшего мира, гибель которого для большинства осталась незамеченной.

      Самым целым оказался, ожидаемо, дом старосты – самый добротно сделанный во всей деревне. В нём Лиза и поселилась, правда, пришлось кое-где обновить шпаклёвку, побелить печь и ошкурить половые доски, но это так, мелочи.

      Порог своего собственного дома девушка так и не переступила, лишь постояла возле покосившейся калитки, глядя в потускневшее окно. Память бередила сердце яркими образами: вот тут, на крыльце, бабушка любила сидеть летом с вязаньем. А вон там, возле сарая, братья часто дрались на палках, воображая себя гусарами из баллад. Отец ругался на них, называя шантрапой, но при этом его глаза задорно сверкали. Мама всегда осаждала его, говорила: «Пусть мальчишки порезвятся, пока ещё маленькие. Вырастут, на игры времени уже не будет». Где теперь всё это? Всё поросло быльём. Братья, мать с отцом, бабушка… ничего не осталось. Лишь кресты на могилах.

      – Как всегда вся в трудах и заботах, – знакомый голос, сейчас звучавший тускло и как-то устало, но при этом не утративший насмешливых ноток, не вызвал