В огороде бузина. Лора Вульф

сына. – Вот покушать он любит», – сказала Вика, доставая дорожную сумку из багажника.

       Все пошли в дом.

      Основательно перекусив, Глеб запрограммированно уткнулся в ноут, а женщины продолжили уже более осознанный диалог. Тему пребывания постороннего мужчины в доме матери, Вика деликатно опускала. Только почему-то во время беседы, делала все время упор на весьма, ранее скудные, а теперь довольно обильные воспоминания о дальнобойном папе.

      Римма Васильевна на провокацию не велась, умильно вникая в мельчайшие подробности, странным образом врезавшимися в память великовозрастной дочери, как теперь оказалось, горячо любящей отца. Коля со стены из спальни растроганно внимал услышанное, полностью уверовав в свою праведность.

      Пробыв несколько дней и ссылаясь занятостью на работе, дочка укатила в столицу, оставив на попечении матери сына Глебушку.

       «Пусть хоть воздухом подышит, каникулы ведь, а то ведь в городе-то его на улицу не выгонишь, да и чем дышать-то там, одни яды в воздухе витают, – сокрушенно посетовала она. – Да и тебе веселее будет», – добавила Вика при прощании, целуя мать.

       «А что ж, Турции-то ваши с Египтами накрылись что ли?» – поинтересовалась Римма Васильевна.

      В душе Риммы Васильевны беспощадно боролись два диаметрально противоположных чувства: генетически запрограммированная любовь к внуку и биологически оправданная тяга к Ромику.

      Проводив Вику в ночь, Римма Васильевна и Глебушка улеглись спать. Женщина долго еще мяла подушку, разворачивая ее под разными углами и ворочаясь с боку на бок, не имея возможности определить приоритетную для себя жизненную позицию в вопросе выбора между близкими ей людьми.

      «Господь управит…», – решила изможденная думками женщина и забылась тревожным сном. Господь, в том, что касалось бытия активной пенсионерки, проявлял исключительную фантазию и изобретательность. Чего, чего, а скучать он ей не давал, периодически подкидывая такие реалии, что хоть книги пиши.

      Пожар

      Среди ночи Римма Васильевна очнулась и уставилась в окно. Небо с Гришкиной стороны озарилось яркими всполохами. До рассвета было еще далеко, да и солнце по утрам светило в противоположное, восточное окно.

      Из этого, западного, обычно, можно было любоваться красочным закатом. Запах гари и специфический треск проникали в комнату через открытую форточку.

      «Пожар!!!» – Римма Васильевна, на ходу застегивая халатик, вылетела на улицу.

      Перед домом инвалида и в самом дворе собралось немало народа. Люди, выстроившись в цепочку, передавая друг другу ведра с водой, заливали языки пламени, упрямо продолжавшие лизать небольшой сарайчик на заднем дворе. Сам инвалид, с обугленной бородой и дымящимися колесами, на своей коляске, разъезжал среди добровольцев пожаротушения, призывая энергичнее спасать его имущество.

      Ромик был, естественно, на первой линии огня. Он закидывал его песком, орудуя подборной лопатой. Среди снующих людей с ведрами, женщина заметила собственного