Богословие личности. Коллектив авторов

степени активны, может быть, в высшей степени активны, например занимаясь политикой в интересах своей страны. Однако «не может … быть для нас такой вещи, как чувство абсолютной свободы. Кто утверждает, что у него есть такое чувство, тот либо обманывает себя, либо разделяет вещи, которые по существу связаны»[104]. Почему? Потому что свободе всегда необходим объект, нечто другое, на которое или в направлении которого направлено ее действие, но сама она не создает ни объекты, ни других. «Следовательно, в любом временном существовании чувство абсолютной свободы не может иметь места»[105] – позиция, которая, как совершенно очевидно, прямо противоречит позиции ранней философии Фихте. Однако не будет ли то же самое применимо к рецептивности? Не будет ли также каждый отдельный опыт рецептивности иметь некоторую долю свободы? В самом деле, признает Шлейермахер, так обстоит дело в отношении конечных объектов. Даже в отношении звезд действует наша свобода, какой бы крохотной ни была ее роль. Однако абсолютная зависимость не означает зависимость от любого отдельного объекта в этом мире, от своих родителей, от своей биологии, от своей физической конституции. Абсолютная зависимость касается только полноты того, что Хайдеггер назовет нашим бытием-в-мире, полноты, заключающей в себе как нашу активность, так и нашу пассивность. Таким образом, как доказывает Шлейермахер, тот, от кого мы абсолютно зависим, является и может быть только Богом, в качестве (как он говорит) «Источника нашей рецептивности и активного существования», и этот «Источник» «является этим миром, в смысле полноты временного существования», не больше, чем «любой отдельной частью этого мира»[106].

      Эти последние моменты являются ключевыми. Шлейермахер, в отличие от многих христиан, критиковавших и критикующих эпоху Просвещения и современные ценности, не пытается доказать, что индивидууму следует подчинять свой разум какому-то другому человеку или общественному институту. Шлейермахер не предоставляет религиозным организациям право направлять совесть индивидуумов. Только в отношении к Богу мы абсолютно зависимы, но только в отношении к Богу мы можем и должны быть абсолютно пассивными: в любых других отношениях в нашей жизни играет роль свобода, и нам необходимо и знать это, и принимать сопутствующую этому ответственность. Наше чувство к Богу, следовательно, не должно смешиваться с тем, как нам надо относиться к любым чисто человеческим проявлениям религии, однако отношение к Богу является определяющим для всей нашей жизни, включая нашу религию. Однако, если это так (и даже если существуют другие пути к такому же пониманию), момент отдачи, подчинения или пассивности, существенный для молитвы, может открыть глубинную структуру человеческой жизни как таковой, – что Хайдеггер мог бы назвать экзистенциалом[107].

      То, как молитва (понимаемая как включающая в себя элемент «прошения») обнаруживает связь активных и пассивных сил в собственном

104

Ibid., p. 15.

105

P. 16.

106

P. 16.

107

Это замечание наводит на мысль, что, возможно, собственный подход Хайдеггера к смерти все еще находился под влиянием логики немецкого идеализма, поскольку смерть является предельной пассивностью, невозможной возможностью, которая через предвосхищающее решение должна быть принесена в сферу выбора самого себя, который осуществляет Dasein.