Война и мир солдата Панкрата. Сказка-фарс. Пётр Лаврентьев

Ты излагай коротко и по существу вопроса, а то мне ведь ни днём, ни ночью покоя нету: днём с чужими чертями воюю, ночью своих собственных гонять приходится, так что времени у меня в обрез и не отнимай его зазря

      – Слушаюсь, ваше сиятельство, – отвечаю. – Много времени не отниму. Дело вот в чём: когда я на войну поехал, мне деньги за геройство обещали, а сегодняшний инцидент с награждением заставил меня задуматься: не иллюзией ли красивой было то обещание? Что-то не вижу я денег моих наградных в упор или про них просто позабыли во всей этой торжественно-праздничной суматохе?

      Смотрит на меня генерал критическим взором и говорит:

      – Вот явно дурак ты, Панкрат, а ход твоих мыслей мне почему-то симпатичен. Правду тебе сказали про деньги, только беда вот в чём: вместе со жратвой мы и все деньги забыли там, откуда приехали. Так что не обессудь, браток, придётся тебе подождать, когда наши казначеи с казной прибудут. Или когда мы здесь всех ворогов разобьём и сами назад вернёмся. А пока лучше выпей вот из моего генеральского стакана то ли водки, то ли антифриза и ступай к себе в траншеи вшей кормить, не до тебя мне сейчас. Будешь жив, авось и свидимся ещё. Может, даже ещё какую-нибудь свою медаль тебе подарю.

      И этак вальяжно ручкой мне в направлении выхода показывает. Тут вижу я, что денег мне не видать нынче. Выпил стакан его водки, вытер грязным рукавом слюну, из контуженного рта натёкшую, глазом нервно подмигнул, развернулся и вышел. Я бы, выходя, ещё и дверью на прощанье в сердцах хлопнул, да у палаток дверей нету – тряпка болтается, громко не хлопнешь.

      «Ладно, – думаю, – ещё не вечер. Поживём – увидим, что и как». Поживём-то поживём, да только тут и вспомнил я, что пожевать-то особо у меня и нечего. А голод внутри страшенный разрастается, просто какой-то апокалипсический голод – хоть первого попавшегося боевого товарища ешь без соли. И вдруг гляжу – собачонка ничейная бежит! Я её ласково подзываю: сюси-пуси, мол, собачка, бегите ко мне живее, не пожалеете. А сам уже штык-нож из-за голенища вытягиваю и присматриваюсь за какое место её укусить повкуснее. А собачка доверчивая попалась, непуганая, видать – глядит дружески, подошла близко и хвостом приветственно виляет. Думает, наверное, что я с ней в игрушки сейчас буду играть. Ну, я для полного собачьего обмана слегка покуражился: то камушек в неё кину, играючи, то палку какую-нибудь, а она скачет, резвится и всё ближе и ближе ко мне придвигается. И уж совсем было я её приманил и даже ножом замахнулся, чтобы одним ударом еду из неё сделать, как вдруг посыльный из генеральского штаба подбежал и орёт:

      – Вас к себе генерал требует срочно! Бегите, не мешкая!

      Спугнул, конечно, собачку этот гад-посыльный. И пошёл я обратно к генералу таким же голодным как и был, только злости во мне прибавилось вдвое. Вхожу дерзко, почти без доклада.

      – Звали? – спрашиваю.

      А генерал будто и не замечает моих нарушений субординации