Другая судьба. Эрик-Эмманюэль Шмитт

я, Дольферль.

      Поколебавшись, он чуть было не сказал «Адольф», но в последний момент испугался показаться слишком церемонным.

      Дверь открылась, показалось встревоженное лицо Ветти.

      – Дольферль, вам лучше? Вернер сказал мне, что вы захворали.

      Адольф чуть не развернулся при одном упоминании Вернера: воспоминание обожгло, женоподобное чудовище вновь притиснулось к нему. Неужели его никогда не оставят в покое?

      Собрав все свое мужество, он приосанился и решил игнорировать вопрос.

      – Ветти, мне надо вам кое-что сказать.

      – Что же, Дольферль?

      – Кое-что очень важное.

      Он не знал, что говорить дальше, и раздраженно топнул ногой. Ветти, неверно истолковав его жест, решила, что он не хочет говорить в дверях.

      – Входите, дорогой Дольферль, входите. Только не смотрите на меня, я приготовилась ко сну.

      Гитлер вошел в гостиную.

      – Ну? Что случилось? Говорите же, я с ума схожу от беспокойства, – сказала Ветти.

      Ее аффектированный тон, слова и манеры были всегда к месту, но она переигрывала, актриса на первой читке пьесы.

      – Я…

      – Да?

      – Я вас люблю.

      Ветти на мгновение застыла с открытым ртом, боясь ошибиться в следующей реплике, потом широко, по-матерински, улыбнулась:

      – Я тоже, дорогой Дольферль, я тоже вас очень люблю.

      Она чуть помедлила, произнося «очень», из чего Гитлер заключил, что можно зайти еще дальше.

      Вперед, бойцы! Путь свободен!

      – Нет, Ветти, – раздельно проговорил он, – я люблю вас не «очень», я вас люблю.

      Ветти застыла.

      Атакуем! Поступим, как Вернер с нами! Все в атаку!

      Гитлер твердой поступью преодолел расстояние до Ветти и сжал в объятиях большое, грузное тело.

      Ветти выскользнула из его рук и осела на пол, как сдувшийся шар. Гитлер обнимал воздух.

      Ветти горько рыдала, ерзая по ковру:

      – Дольферль… Дольферль… Боже, я так разочарована!

      Гитлер решил, что ослышался. Батальон солдат откликнулся, как один человек:

      – Да чем разочарованы, боже мой?

      Прекрасные глаза Ветти, влажные и припухшие, уставились на молодого человека.

      – Я думала, что вы как они, как мои мальчики. Иначе я бы никогда… о нет, никогда бы я не была так мила с вами, никогда бы не стала позировать… О боже… как это грустно!

      Дальнейшее совсем запутало Гитлера. Ветти зашлась в крике, как новорожденный младенец, едва дыша между всхлипами, ее рот был широко открыт, лицо побагровело, из-под сомкнутых век лился поток слез.

      Гитлер разбудил фрау Штольц, соседку, поручил Ветти ее заботам и поднялся к себе. Он был удовлетворен. Странная реакция Ветти его не волновала, главное – он показал ей, кто он такой. Выполнил свой долг мужчины. И был доволен.

      Вскоре он уснул непробудным сном.

* * *

      – Сигарный дым вам не мешает?

      Доктор Фрейд попыхивал своей «гаваной» с сухим причмокиванием. Звук был такой, как будто открывали