Ада, или Радости страсти. Владимир Набоков

и от него нехорошо пахнет.

      – We’ll be there in a moment (Вот-вот приедем), – огрызнулась Ада, – потерпи.

      – Что такое? – спросила мадемуазель Ларивьер.

      – Ничего. Il pue.

      – О боже! Сомневаюсь, что он и вправду когда-либо служил у раджи.

      14

      Утром следующего дня или, может быть, день спустя семейство чаевничало в саду. Ада сидела в траве и плела для собаки ошейник из маргариток; Люсетта наблюдала за ней, жуя сдобную лепешку. Почти на минуту умолкшая Марина подвигала по столешнице к мужу его соломенную шляпу; в конце концов он покачал головой, гневно глянул на солнце, гневно глянувшее в ответ, и перебрался с чашкой и номером «Toulouse Enquirer» на простую деревянную скамейку, стоявшую под росшим на другой стороне лужайки раскидистым вязом.

      – Я все спрашиваю себя, кто бы это мог быть, – промурлыкала мадемуазель Ларивьер, щурясь из-за самовара (отображавшего фрагменты окружающего пространства в духе помраченных вымыслов примитивистов) в сторону дороги, видневшейся за пилястрами сквозной галереи. Ван, лежавший ниц рядом с Адой, поднял глаза от книги (одолженной Адой «Аталы»).

      Рослый румяный отрок в щегольских наездницких бриджах соскочил с вороного пони.

      – Это замечательный новый пони Грега, – сказала Ада.

      С непринужденными извинениями хорошо воспитанного мальчика Грег вручил Марине платиновую зажигалку, которую его тетка нашла у себя в сумочке.

      – Господи, а я ее даже хватиться еще не успела. Как Руфь?

      Грег сказал, что и тетя Руфь, и Грейс слегли с сильным расстройством желудка: «не из-за ваших восхитительных бутербродов, – поспешил он добавить, – а из-за ежевики, которой они объелись в кустах».

      Марина вознамерилась позвонить в бронзовый колокольчик, чтобы слуга принес еще сэндвичей, но оказалось, что Грег спешит на прием к графине де Прей.

      – Скоровато она утешилась, – заметила Марина, намекая на смерть графа, года два назад убитого в пистолетной дуэли на Бостонском Выгоне.

      – Она женщина веселая и привлекательная, – сказал Грег.

      – И всего лет на десять старше меня, – подхватила Марина.

      Тут внимания матери потребовала Люсетта.

      – Кто такие евреи? – поинтересовалась она.

      – Отпавшие христиане, – ответила Марина.

      – А почему Грег еврей? – спросила Люсетта.

      – Почему-почему! – сказала Марина. – Потому что родители у него евреи.

      – А его дедушка с бабушкой? А arrière[50] дедушка с бабушкой?

      – Милая моя, я, право, не знаю. Твои предки были евреями, Грег?

      – Ну, я не уверен, – ответил Грег. – Иудеями – да, но не евреями в кавычках, – я хочу сказать, не водевильными персонажами или купцами-выкрестами. Они перебрались из Татарии в Англию пять веков назад. Вот, правда, маминым дедушкой был французский маркиз, который, сколько я знаю, принадлежал к католической вере и был помешан на банках, акциях и драгоценностях, вот его, пожалуй, могли

50

Раньшие (фр.).