Журнал «Иностранная литература» № 03 / 2011. Группа авторов

[36] Это, Алекс, о тебе. Ты умел радоваться. И позволял себе медленно, неспешно предаваться радости.

      (Задумчиво.) Радость. Да, тебе была дарована радость, ты был сопричастен радости Блейка, истинной детской радости.

      Серьезной радости. И я просила тебя – объясни, я тоже хочу к ней прикоснуться.

      А в глубине души думала:

      Безумец. Самозваный проповедник. Сбившийся с пути, темный человек, которого ты спас из подсобки в книжной лавке…

      Но ты показывал мне рисунки, гравюры. Читал стихи. Отмечал их безупречную простоту, первозданную истинность и свободу.

      Блейк свободней любого из живущих, говорил ты.

      Так уж и любого, возражала я. А мы? Мы же свободны. Свободны от условностей и готовы принять что угодно.

      И нам повезло больше, чем Блейку, ведь он был беден и жил в варварский век.

      А ты расхохотался. И сказал, что Блейку бы не по нраву пришлось наше время. Нами правят рационализм, наука, физические законы, экономика, методы… Битва давно проиграна. За тридцать лет мир сошел с ума. Блейк не поверил бы, и сомневаюсь, чтобы его это обрадовало.

      Но я стояла на своем: что, неужели все это неправильно? Ведь мир с каждым днем все лучше. В нем все меньше страдания…

      Меньше страдания? – переспросил ты. Меньше страдания? Энн, как ты порой простодушна. Мы же просто усовершенствовали механику долготерпения, сделали ее изощренней.

      Да, сказал ты, мы научились прятать страдание, тут нам нет равных. Мы держим его под спудом, называем развитием, считаем необходимым для прогресса. Мы совершенствуем этот навык и дома, и в школе, и даже в самой глубине души. Хуже страдания и зла, добавил ты, двуличие. Так считал Уильям Блейк, так, мол, надлежит считать и мне.

      Что до школы… тут ты рассмеялся… Блейк никогда не ходил в школу. У него есть об этом стихотворение, называется “Школяр”. Вот послушай:

      Отправлюсь в школу в ранний час —

      И радость схлынет вмиг,

      Ведь там – суровый глаз да глаз,

      Громоподобный крик

      И груды толстых книг[37].

      И радость схлынет вмиг. А радость – это серьезно.

      Тут мы с тобой выглянули в окно и увидели в саду детей, которые, раскрыв рты и пуская слюну, сгрудились вокруг гусеницы (это мы узнали потом) и глядели, как колечко мышц движется вдоль гусеницыного тела.

      Вот она, серьезная радость, сказал мне ты.

      Однажды в далеком детстве я упала в колодец. Я была совсем крошка и закричала от страха, а брат услышал мой крик и поспешил на помощь. Он ухватил меня за волосы, а я вцепилась руками и ногами в стену колодца. Он держал меня так, покуда не прибежали взрослые и не вытащили меня. И я помню —

      помню в мельчайших подробностях —

      как только он меня ухватил, я перестала думать о падении и уставилась на старую стену колодца, на которой, по мере того как глаза мои привыкали к темноте, все отчетливее проступали удивительные узоры лишайника. Пусть было больно, но меня занимали только лишайники, и, когда меня вытащили на свет божий и положили на траву, первыми моими словами были: вы не представляете, как там красиво!

      И тотчас же кто-то отвесил мне шлепка.

      Пауза.

      А

37

Перевод Е. Третьяковой.