Призрачный мир. Сборник фантастики. Олег Дивов

      Но только вчера, когда взбесились танкисты, Саня понял, кому надоело по-настоящему. А нынче, словно в ответ на их дикую выходку, настало затишье. Врага не видно, куда двигаться – непонятно. Впервые за войну.

      Оставалось сидеть и ждать, чего дальше будет.

      Вдруг все без толку, и кошмар начнется по новой?

      Или случится какой-нибудь окончательный, последний кошмар…

      Вчера, двадцать второго июня две тысячи десятого года, усиленная танковая рота полковника Дея пошла в наступление. «Тридцатьчетверки» взревели и лихо рванули вперед. Первый взвод, назначенный в разведку боем, наткнулся на встречную разведку немцев, проскочил сквозь нее без единого выстрела, ловко увернулся от артиллерийского залпа в борт, выскочил на вражескую базу и принялся по ней кататься, закладывая крутые виражи, паля во все стороны и даже иногда в кого-то попадая. Второй и третий взводы поначалу действовали согласно намеченному плану на асимметричный охват противника, но вдруг заскучали. Через пару минут выяснилось, что воевать некому: все разбежались по кустам ловить немецкую артиллерию, нимало не заботясь общей задачей атаки. И только приданная роте батарея СУ-100 лейтенанта Беззубцева повела себя более-менее разумно. Оценив обстановку, комбат счел за лучшее рассредоточиться и затаиться вокруг своей базы, а то мало ли. Вдруг кто приедет.

      Рассредоточиться у самоходов вышло, затаиться – нет. Машина Теленкова просто не двинулась с места, делая вид, что ее все это не касается. Зимин уполз за ближайший куст и там пропал. Чегничка то и дело ерзал, говоря, что здесь он плохо замаскирован, а вон там будет гораздо лучше, а вон там еще лучше. Когда он проехал мимо комбата в пятый раз, тот крикнул, что у него сейчас голова закружится. Малешкин, у которого действительно начала кружиться голова, нашел удобный тупичок, загнал в него «зверобоя» задом, сказал наводчику поставить пушку на прямой и, если враг за каким-то чертом сунется – убивать, а сам сполз на пол, приткнулся в углу и закрыл глаза.

      Посреди карты стоял одинокий КВ полковника Дея. Мимо него туда-сюда носились ошалевшие немцы.

      Управление боем было безнадежно потеряно.

      А сегодня вдруг не случилось боя.

      Пока что.

* * *

      – Ольха, Ольха, я Сосна!

      – Ну чего он мне сделает? – спросил Малешкин у серой темноты бронекорпуса. – Ну вот чего он мне сделает?..

      – Да ничего, – отозвалась темнота голосом заряжающего Бянкина. – Но вообще… Нехорошо так, лейтенант. Люди беспокоятся.

      – Люди… Здесь людей нет, – сказал наводчик Домешек. – Я, например, не встречал.

      – А мы?! – удивился Бянкин.

      – Так то мы. Тебя хотя бы потрогать можно. А вот, например, комбат, это какая-то ерунда, данная нам в ощущениях. Бесплотный дух, бубнящий на радиоволне.

      – Мы же его видели!

      – Мало ли чего мы тут видели…

      – Дурак ты, Мишка, – сказал Бянкин.

      – Не отрицаю, – легко согласился Домешек. – Был бы умный, пил бы сейчас холодное пиво на Дерибасовской, а не загибался тут с вами.

      – Будто от тебя зависело что.

      – Тоже верно, – опять согласился Домешек. – С тех пор, как началась война, ничего уже от меня не зависело. – Подумал и добавил: – А вот с тех пор, как меня убило… Хм… Кое-что зависит. Удивительный парадокс. Я вам сейчас по этому поводу расскажу один старый еврейский анекдот!..

      – Ольха!!! Я Сосна!!! – надрывался комбат.

      «Еще немного, и у меня уши завянут», – решил Малешкин и нажал клавишу приема.

      – Сосна, я Ольха.

      Несколько мгновений комбат просто тяжело дышал у него в наушниках, а затем подчеркнуто ласково осведомился:

      – Что с вами, Сан Саныч? Опять воевать надоело?

      – Жить надоело, – честно ответил Малешкин. – Не могу больше. Устал. Прием.

      – Ты мне это брось, посмертный герой, – сказал Беззубцев. – Ух, напугал. Я уже хотел подъехать и тебя подтолкнуть немного, чтобы очнулся. Видишь кого-нибудь?.. Прием.

      – Никого. Только наших. Прием.

      – Вот и никто не видит. Короче, старший приказал стоять пока. Ясно? Прием.

      – Да я и так стою! Хорошо стою. Они мимо пойдут, им больше некуда сунуться…

      Малешкин выпалил это машинально и тут вспомнил, что ему надоело воевать и надоело жить. Оборвал себя на полуслове и сухо закончил:

      – Прием.

      – Ну, они тоже не дураки, – сказал комбат. – Где узкое место, там и будут ждать засады. Поэтому ты не увлекайся. Если сможешь, выпусти одного-двух на меня, прибей следующего и уходи на запасную, пока не накрыли. Вдруг у них опять в тылу гаубицы. Положат тебе снаряд на крышу…

      – Не хочу! – вырвалось у Малешкина. – Хватит!

      – Что?.. Чего?

      – Вас понял, – сквозь зубы процедил Малешкин и отключился.

      – Не дури, Сан Саныч, – миролюбиво попросил комбат. – Стой и жди.

      Малешкин выдернул фишку переговорного