Ключ. Возвращение странницы (сборник). Патриция Вентворт

ведущая в Прайерз-Энд. Среди нависающих деревьев виднелась крыша домика. Через ближайшую живую изгородь был устроен еще один перелаз. Дженис не пришлось бы далеко идти.

      Гарт насвистывал, потому что не особенно хотел размышлять. Он намеревался поговорить с Дженис, прежде чем раздумывать о таких вещах, как осколки на лестнице и на подошве Эвана Мэдока, а также о странных перемещениях ключа тети Софи. Гораздо проще чем-либо занять голову, чем перестать думать. За глупыми словами и незатейливым мотивчиком, который он насвистывал, крылось множество смутных мыслей. Гарт испытал облегчение, когда что-то задвигалось за изгородью в дальнем конце поля, и через несколько мгновений у лаза появилась Дженис. Гарт спрыгнул и пошел навстречу.

      Она спешила, ее щеки раскраснелись. На девушке было белое платье, в котором она ходила на дознание, но шляпка с черной ленточкой осталась дома. Солнце освещало золотистые пряди в коротких каштановых кудрях. Гарт снова подумал, как мало изменилась Дженис. Те же глаза – казались то серыми, то карими, то зелеными, – маленькое смуглое острое личико, короткие волосы и короткое белое платьице, которое вполне могло принадлежать как десятилетней, так и двадцатилетней Дженис.

      Он рассмеялся и сказал:

      – А ты ни капельки не выросла.

      На смуглой коже вновь вспыхнул румянец. Девушка вздернула подбородок.

      – А с какой стати я должна расти? В последний раз мы виделись, когда мне было девятнадцать. После девятнадцати уже не растут.

      Гарт поддразнивал девушку взглядом.

      – А я вырос на два дюйма.

      – Вот это уже лишнее! Ты и без того тогда вымахал на шесть футов. Еще два дюйма – просто непозволительная роскошь. Во всяком случае, кому хочется быть таким долговязым.

      Гарт рассмеялся. Он с трудом отделял нынешнюю Дженис от той маленькой девочки, которая страстно мечтала стать высокой и заливалась краской – точь-в-точь как сейчас, когда он ее дразнил. А потом вдруг прошлое отступило. Прежняя простая и безопасная жизнь с привычными правилами, идеалами и законами, завершилась. Жестокость, сотрясавшая мир, добралась и до Борна. Неважно, покончил ли Майкл Харш с собой или его убили, – он, несомненно, умер оттого, что некий австрийский маляр возмечтал об империи, превосходящей владения Цезаря. Гарт коротко произнес:

      – Мне надо с тобой поговорить, Дженис. Куда пойдем, к холмам?

      – Да, если хочешь.

      – Или давай останемся здесь, если ты боишься, что будет жарко.

      Румянец сошел, и Гарт внезапно заметил, какой усталой кажется Дженис.

      – Тут много хороших мест, где можно посидеть. Если ты не против.

      – Да… давай посидим.

      Они нашли местечко за грудой камней, заслонявших их со стороны тропки. Гарт вновь почувствовал, как далеко отступило прошлое. В детстве Дженис целый день ходила за ним по пятам и ничуть не уставала. Гарт нахмурился и сказал:

      – Ты едва стоишь на ногах. Что случилось? Это все из-за Харша?

      – Да, – ответила она. – И не только потому, что он умер.

      Дженис подалась вперед,