Старый помещик. Константин Георгиевич Болконский

Удивительно, как в этом полусне можно вообще что-то делать.

      Главным объектом комнаты, конечно же, был письменный стол, за которым Тургенев мог работать по восемь часов в день без перерыва, сочиняя новые или переделывая старые рассказы. В центре стола в стеклянном кубе лежал костяной канцелярский нож, принадлежавший писателю. Также на столе имелся подсвечник с небольшим экраном, по словам Тамары Николаевны, защищавшим глаза от яркого света свечи. На стене рядом с дверью, через которую мы вошли, висел портрет отца писателя Сергея Николаевича. Под ним стояла открытая полка для книг с массивными томами, но, какого автора, я рассмотреть не смог, был слишком далеко. Рядом со мной располагалась ширма, но вот заглянуть за неё я не успел.

      Всё началось со странного запаха. Он был ни на что не похожим, я не могу его даже толком описать. Первое, что пришло тогда в голову, что это могут быть пары ртути. Но ведь ртуть не пахнет. Я спросил у мамы, не чувствует ли она запаха, на что та лишь отрицательно помотала головой. Продолжал слушать экскурсию, стараясь сосредоточиться на ней, но тщетно. Запах был всё сильнее. И вдруг перед глазами стали появляться белые пятна, у меня началась паника, парализовавшая всё тело. Я пытался моргать, но от этого белые пятна расплывались сильнее, заволакивая всю видимую картину. Я испугался. В голове откуда-то возникла мысль, что, если сейчас заститься всё белым, я больше никогда ничего не увижу. И только потом, когда начался звон в ушах и ноги стали сами собой подкашиваться, я понял, что теряю сознание. Я схватился за первое, до чего дотянулась рука, за мамино плечо, и сумел выдать только одну фразу: «Мне плохо».

      Происходившее дальше сохранилось в голове у меня обрывками, я продолжал видеть, но то, что появлялось рядом, можно сравнить с разноцветными кляксами на чистом листе. Я помню только, что экскурсовод не прервала ни на мгновение свою речь, помню, что меня вывели в соседнюю комнату и усадили на стул возле окна, из которого тянуло сквозняком. Я снял очки, куда-то швырнул их и облокотился на подоконник, пытался придвинуть нос к свежему воздуху настолько, чтобы он разом выбил всё ещё докучавший мне запах воображаемой ртути, даже привстал, но, закрыв на мгновение глаза, свалился на пол и очутился в настоящем кошмаре.

***

      Я растянулся во весь рост на холодном деревянном полу, чувствуя, как горят подбородок и ладони, а в целом стало гораздо лучше: ни запахов, ни звона в ушах и никаких белых пятен, только тьма. Открыв глаза, я увидел, что в помещении был полумрак, ни одна лампочка на люстре не горела, только из-за спины бил слабый холодный свет. Вокруг никого. В потёмках я не мог понять, что это была за комната, но даже тогда, когда глаза привыкли, дело не стало яснее. Опираясь на мышечную память, я определил, что это должна была быть большая гостиная, но зрение опровергало эту теорию. Куда-то делось трюмо, нет картин, стульев гораздо больше, да и стол увеличился в размерах, на нём появилась скатерть. «Может, это другая комната? Кто знает, куда меня привели?» Я обернулся