И обходя моря и земли. Часть 2. Cергей Фильчаков

пробежали.

      «Откуда взялись эти шрамы?

      Не помню, чтоб меня так истязали,

      Недолго Богу душу и отдать,

      Коль кашлять так не перестать».

      Дед из хаты вышел на настил,

      Иссохшей пятернёй взъерошил волос,

      Спросонья, хрипло так, проговорил:

      – Слышь, парень, може, хватит?

      Ни три зимы наколотил!

      – Да это так, я для здоровья ради,

      Набраться снова больше сил. —

      И колуном взмахнув, в полено

      По самый обух засадил!

      – Не мудрено!

      Когда тебя сыскал,

      Слов добрых Марфе вон скажи. —

      И в хату, за спину дед прокричал:

      – Эй, Марфа!

      Дождусь ли я отвара? —

      И снова к парню продолжал:

      – Жив то, по рукам и распознала,

      Что были тёплые они.

      Изранен сам, и исхудалый,

      Мертвяк уж, думали поди…

      Дед немного помолчал

      И уже, вздохнувши тяжко,

      Вспоминая о былом,

      Продолжал рассказ о нём:

      – Чумное нынче стало время,

      Татары как Москву пожгли,

      Так народилось снова племя

      Лихих людей, да шатуны.

      Эх жаль, всего не помнишь ты!

      Как к нам пришёл, ещё весной,

      В уряд пред севом яровых,

      Голодный, грязный и больной.

      Жинка, Марфа, сжалилась тогда,

      Да вы́ ходила всё ж тебя.

      Куда идти, не знал за раз,

      Так на заимке жил у нас.

      И было бы всё нипочём,

      Да война ж в Москве потом…

      Краем зацепила нас,

      Татары мимо проскочили,

      Но пришла друга беда —

      Свои ж, лихие!

      Уже чуть было не прибили…

      Ко времени ты подоспел

      И нас сгубить не дозволял.

      Как Ратибор, махал дубиной,

      Никто и подойти не смел.

      Да в лес обратно и загнал,

      И ведь не бросил их, за ними!

      Седмицу не было тебя,

      И думали, что было сгинул.

      Обшарили в округе все леса,

      Да Марфа на тебя-то и наткнулась

      И, как увидела, так ужаснулась!

      И что? Совсем не помнишь, чо ли?

      – Не помню, бать… Хоть ты убей!

      Лишь вижу множество огней,

      И небосвод в глазах стоит до боли,

      И резь в груди, и кашель в ней…

      – Да мы ж за мертвяка тебя признали.

      Так что ты жизнью

      Марфе благодарен!

      – Спасибо, что не бросили меня

      И что пустили к себе в дом,

      Теперь вы мне как мать с отцом.

      За делом так зима прошла.

      Округа вся весной накрылась

      И пробудилась ото сна.

      День с ночью временем сменились.

      – Зима, похоже, отпустила,

      Как солнце светит, посмотри! —

      Дед прокряхтел и слез с печи. —

      – Куда собрался-то, скажи?

      – Ой, бать! Боюсь спугнуть удачу!

      Глухарочка по лесу семенила,

      Увидел я её следы.

      – На токовище, что ль, собрался?

      Иван, на что тебе там сдался?

      – Да чтоб тебя! Сейчас заплачу!

      Откуда про охоту знаешь ты?!

      С