Смех и смертный грех. Дарья Калинина

В принципе, у него была твердая рука и хорошее чувство вкуса. Сделанные Лисицей фотографии Лесе всегда очень нравились, а Кира так и вовсе говорила про них, что работы можно хоть на конкурс посылать. Но профессионального оборудования у Лисицы, конечно, нет.

      На всякий случай Леся полюбопытствовала:

      – А что у тебя за фотоаппарат?

      – Хороший, – извлек Лисица из кармана смартфон.

      Леся побледнела.

      – Ты собираешься нас этим щелкать?

      – А что такого?

      – Ну, уж нет! Я отказываюсь!

      Представить, что ее долгожданная свадьба будет снята на телефон, Леся не могла. И пусть даже смартфон так же мало походил на кнопочный телефон, как тигр на домашнего кота, дела это не меняло.

      – Эдик, сделай что-нибудь! – снова повернулась к мужу Леся. – Срочно!

      – Но что я могу? По-моему, Лисица тебе дело предложил. Соглашайся. Все равно другого…

      Но договорить Эдик не успел, осекся на середине фразы, а затем радостно заулыбался. Через секунду и Леся поняла причину быстро поправившегося настроения своего супруга.

      – Игорь! Вернулся!

      Выглядел Игорь не сказать, чтобы особенно хорошо. Он не успел переодеться, и теперь его рубаха была не только помятой, но вроде бы еще и порванной. Лицо его было раскрасневшееся, словно он только что пробежал длинный кросс, волосы на голове стояли дыбом, а на лбу были крупные капли пота, который Игорь отер, оставив полосу грязи.

      – В каком он виде! – прошептала шокированная Леся. – Эдик, отведи его хотя бы умыться!

      Но когда Эдик подошел к Игорю и шепотом озвучил предложение, фотограф категорично помотал головой и извлек из чехла свою камеру.

      – Приступаю к работе!

      И не соврал. Почти полчаса фотографировал жующих и пьющих приглашенных и лишь после того, как запечатлел для потомства, кто предпочел оливье, а кто селедку под шубой, согласился присесть и отведать всех кушаний, приготовленных местными поварами.

      Успокоившись, Леся тоже попыталась поесть. Но оказалось, что это не так-то просто сделать. Лиф платья был чересчур тугим, а большой воротник мешал двигать головой. Сидеть в этом платье было возможно, только выпрямив спину и задрав подбородок. Наклониться к тарелке не было никакой возможности. А носить куски ко рту над драгоценным платьем Леся никак не могла решиться. Вдруг какая-нибудь предательская капля или кусок жирного мяса сорвется с вилки и упадет на это великолепие? Хватит с нее одного испорченного платья, это она сохранит в первозданном виде.

      Зато Леся могла пить, потому что поднести ко рту бокал – это все же куда менее опасно.

      – Ты почему ничего не ешь? – спросил у нее Эдик.

      – Не хочу.

      Признаться мужу, что она надела платье, в котором не может нормально функционировать, ей не хотелось.

      – Платье боюсь испачкать.

      Эдик одобрительно покосился на платье, в котором его жена была так ослепительно величественна, и посоветовал:

      – Ты все-таки закусывай.

      Леся и сама чувствовала, что в голове у нее поплыл легкий дурман от выпитого шампанского.