Герцог в сияющих доспехах. Лоретта Чейз

догадливы, – сказала Олимпия, взмахнув восхитительной мантильей, которая окутывала ее плечи. – Вот это: блонды, черные блонды – годятся в лучшем случае для замужней дамы, да и то весьма сомнительно, чтобы хоть одна знакомая мне мать семейства надела черное с розовым нижнее белье и розовые ленты. Что это, спрашиваю я вас?

      Он опустил тяжелые веки, однако ей и не нужно было видеть его взгляд: она кожей чувствовала, что он медленно рассматривает ее с головы до ног.

      По телу побежали огненные мурашки, как в тот раз, когда она увидела его впервые, только сильнее, хотя прошло уже семь лет и она предостаточно навидалась светских повес. Вот только свои приемы они никогда не испытывали на ней.

      – Если вы хотите знать, видно ли мне ваше нижнее белье, то я отвечу, что нет, – вкрадчивым голосом проговорил Рипли. – И поскольку я его не вижу, а вы полностью одеты – кстати, одежды на вас сейчас даже больше, чем раньше, – мог бы добавить…

      – Не трудитесь! Не знаю, о чем я думала, когда надеялась, что вы поймете. Что ж, воспользуюсь случаем и скажу себе, что теперь стала куда интереснее, но для того, чтобы мыслить разумно, слишком хочу есть. Я ни разу в жизни не носила черные блонды!

      Олимпия повернулась было к выходу – ей следовало уйти давным-давно, – когда он заметил:

      – Значит, пришло время начать. Вам очень идет.

      Она обернулась.

      – Вы серьезно? По-моему, слишком смело для рациональной зануды.

      – Кого вы хотите одурачить? Сбежали со свадьбы, перелезли через стену, упали за борт. Что бы о вас ни говорили – а я, если честно, даже не знаю, что тут еще сказать, – слово «зануда» к вам явно не относится.

      Она махнула рукой:

      – Это не я настоящая, это Олимпия, которая немножко сваляла дурака.

      Он приподнял черную бровь.

      – Немножко?

      – Дело в том, что мое легкое опьянение прошло, и…

      – Легкое? Это вы себе льстите. Нагрузились вы прилично. Не забывайте, я ведь эксперт в этих делах.

      – В любом случае я поступила глупо. И теперь ломаю голову, но не могу придумать никакого разумного – или хотя бы вразумительного – оправдания.

      Паника не может быть оправданием, хотя для нее имелись причины: между ухаживанием и принятым предложением и свадьбой прошло слишком мало времени, она поддалась восторженным уговорам матери и тетки. И вот сегодня утром, еще до того, как напилась бренди, что-то в ней сломалось, иначе она вообще не притронулась бы к алкоголю.

      Может, бренди и придал ей решимости, однако в обществе Рипли голова продолжала кружиться и после того, как он выветрился, и этот эффект даже усилился.

      Олимпия опять посмотрела на платье, усилием воли возвращаясь с небес на землю.

      – Нам лучше вернуться.

      Последовало молчание, и она ожидала чего-то вроде «я же вам говорил». Разве не спрашивал он, и не раз, действительно ли она намерена бежать, разве не твердил, что вернуться можно в любой момент?

      – Черта с два теперь мы повернем назад! – заявил Рипли, и это не стало для нее неожиданностью.

      Глава