Чему улыбается Джоконда?. Александр Питкин

потому, что не знаю, а потому, что хочу уберечь психику читателей. На открытом заседании суда все это в подробностях оглашалось, а мы с Васькой не пропустили ни одного заседания. Зал плакал, не стыдясь слабости, мужчины и мы, подростки, тайно смахивали слезы.

      Когда эта тварь вышла посмотреть, почему долго не возвращается сожительница и, увидев растерзанный труп, все понял и бросился в бега. Любкина мать, убитая горем, успела на попутке добраться до милиции и рассказать о случившемся. Под ружье подняли все имеющиеся силовые структуры Чуны и вызвали из Тайшета взвод автоматчиков с овчарками. Прочесали все окрестности. Поймали беглеца в заброшенном карьере, километрах в пятнадцати от поселка.

      Когда его доставляли на суд, от чёрного воронка до входа в клуб организовали заграждение из взвода солдат, чтобы это чудовище не разорвали своими руками жители, не дожидаясь суда. У многих в хозяйственных сумках были припасены булыжники возмездья. Учитывая бандеровское прошлое и содеянное с Любой, суд приговорил его к высшей мере наказания – расстрелу. И слава богу, что для таких мразей в те годы была расстрельная статья. Это было мое первое потрясение на грешной земле.

      Отцовские университеты

      Отец наш был философ по своей природе. Поскольку родился он в 1931 году и в десять лет остался без отца, то хлебнул горя выше крыши. Он жизнь учил не по учебникам, а потому и в нашем воспитании придерживался строгих правил. Когда я сказал ему, что записался в секцию штанги, которую ведет директор школы, он только ухмыльнулся и сказал: «Завтра у нас выходной, так что с утра займемся разминкой перед секцией».

      Утром отец заявил: «Надевай тренировочный костюм, пойдем на разминку. Инвентарь я приготовил, пока ты нежился в кровати».

      Действительно, во дворе нас ждали новенькие, с высокими бортами, добротно сколоченные носилки. Я все понял, пошел корректировать гардероб. Достал кирзовые сапоги из-под лавки, намотал портянки поплотней. Взял рукавицы-верхонки для защиты ладоней от кровавых мозолей – и вперед. Отец уже нагрузил носилки прошлогодним навозом, с горкой. Раз, два, взяли! Картофельное поле соток пятнадцать. Гуляй, не хочу.

      До обеда половину не унавозили. Пот градом, руки саднит, в коленках дрожь. Тренируйся бабка, тренируйся дедка… Вот это разминка! Хорошо мать пришла, к столу зовет. Рассупонился, зачерпнул ковш колодезной водицы и залпом выпил. Маме сказал, что пойду полежу. Есть не хочется. Проснулся часа через три, мышцы болят, мозоли водянистые саднят. Перекусил. Вышел на крыльцо, смотрю отец с мамой разминаются. Оделся, пошел мать подменить. Закончили работу. Пацаны свистят, гулять зовут. Я им кричу, что уже нагулялся всласть, с меня хватит на сегодня! Поужинал и спать завалился. Завтра в школу.

      Утром мать с трудом разбудила. Умылся. Мама миску наваристых щей поставила. Щи горяченные, аппетитные, отрезал ломоть хлеба и покрошил его в миску, чтобы не обжигаться. Навернул миску тюри, организм ожил. Кровь разогрелась. Взял портфель и на улицу. Солнышко