Охота на красивого. Кристина Воронова

женщину, напоминающую мумию. По разговорам врачей с этой женщиной, Лера поняла, что та слишком долго терпела боль, не желая обращаться к врачам, чтобы не потерять работу. Её тут же повезли в операционную. По глазам врачей она поняла, что эту женщину уже вряд ли спасут. Она плохо спала, а утром Аля узнала, что у той женщины вырезали поджелудочную, которая уже сгнила.

      Больница всё больше напоминала ей камеры смертников в тюрьме.

      Жалобные и страшные рассказы пациентов, нетвёрдая поступь недавно прооперированных, торчащие из их животов длинные трубки, которые они бережно придерживали рукой, когда шли в туалет – всё это навсегда врезалось в память. Рядом с Лерой, на опустевшую кровать женщины с поджелудочной (точнее, уже без поджелудочной), уложили старую бабку. Очень долго немолодой хирург втолковывал забитой сельской бабке, что ей срочно необходима операция, – но та всё равно сбежала из больницы, так как панически боялась операций и врачей.

      «Я хочу умереть у себя дома, а не под скальпелем!» – твёрдо сообщила она, безумно сверкая глазами. И ушла, держась за стенки.

      Затем была постоянно кричащая от боли бабка, кровать которой выставили в коридор, так как она постоянно падала на пол… и всем мешала. Направляясь с туалет или на процедуры, или просто так пройтись, Лера была вынуждена проходить мимо этого старого, скорченного тельца, уже мало напоминающего живое существо.

      Лере чудилось, что её заточили в комнате страха. Она находилась в прострации, страдая и от голода. Ни одна из подруг так и не появилась. Молодой врач предложил повременить с операцией, сказав, что порезать её они всегда успеют. Но кушать ей всё равно запретили. И выписали какие-то таблетки.

      Направили к гинекологу, но врач болела. Сделали УЗИ и определили, что у неё камень в почке. Через пару дней боли полностью прекратились, но температура не падала, что указывала на воспалительный процесс в организме. Дня через два ей разрешили кушать. В больнице, по её неприхотливому мнению, кормили неплохо. Однако вечернюю манку не мог есть никто. Аля и другие, новые пациентки, делились с ней едой и водой. Лера ощущала себя нищенкой. Мать пришла раза два, принесла вещи и деньги… а потом уехала в командировку, оставив её совершенно одну. Сотрудники с работы, разумеется, тоже не пришли. Лере продуло правое ухо, на которое она почти перестала слышать.

      Через неделю её выпустили… выписали.

      Её охватило ощущение нереальности, словно она вдруг ожила, и попала в мир живых из ада. Девушка ощущала незримую стену между собой и другими людьми – обычными прохожими. Словно прошла через что-то такое, что навсегда сделало её ДРУГОЙ.

      Возвращаясь домой на троллейбусе, стискивая в руках кульки с одеждой и другими больничными вещами, она временами впадала в прострацию. Ей чудилось, что она сама стала нереальной, почти призрачной. Её чувства и мысли медленно растворялись в ледяном осеннем холоде, как сахар в чае. Словно чья-то невидимая рука осторожно мешала ложечкой напиток Её жизни. Перемешивая грешное с праведным.

      Ей вдруг в какой-то миг показалось, что душа её застыла в теле, как желе