…Я плакал…. Сергей Уманский

провокационную прочитал. Представляешь, Николай Васильевич, не где-нибудь на левом сайте, а на нашем – новом, где нас с психологами объединили. Интересно-жуткое, я тебе скажу, чтиво…

      Писульку Серебряковой что ли?

      – А, ты уже прочитал… Да… Хотел с тобой обсудить завтра.

      – Было бы что обсуждать, чушь собачья, – категорично заявил Михайличенко.

      – Так-то оно так. Но ты же понимаешь, что такие вещи недопустимы в нашем профессиональном сообществе. После прочтения таких опусов, что о нас люди думать будут. Было бы это на нашем закрытом сайте, худо-бедно мы бы сами разобрались, а это все в открытом доступе.

      Задумчивое м-да… повисло в воздухе. – Что будем делать?

      – Я вот что думаю, – произнес Либерман. Давай завтра собирай на 14.00 кафедру, а я своих ординаторов подтяну еще. Будет о чем поговорить. Да, и пусть прочитают статейку, чтобы быть в курсе дела.

      – Ладно. Сделаю. Тогда завтра в четырнадцать.

      – До встречи. Привет супруге, – закончил беседу Михаил Львович.

      Третье ноября. Четверг.

      В кабинете профессора было шумно и душновато. Собрались все: и кафедральные и врачи-ординаторы, сотрудники психотерапевтического отделения. Всего девять человек. Места всем не хватило, поэтому пришлось принести еще две стула из отделения. Профессор уже как на десять минут задерживался у главного врача, однако особого волнения у собравшихся это не вызывало. Обсуждение статьи шло полным ходом.

      Полнейшая чушь – горячилась ассистент Александровская, миловидная, несколько полноватая блондинка лет тридцати, самая молодая из преподавателей кафедры.

      Как можно так унижать человека. Даже если он не нравится, – возмущалось она

      Анастасия Сергеевна, – успокаивал коллегу Михайличенко. – Не надо принимать все так близко к сердцу. Тем более что мы как раз и собрались по этому поводу.

      – А если бы с вашим родственником такую психотерапию проводили, – в запале продолжала Александровская.

      – Анастасия, давай без перехода на личности, – достаточно жестко оборвал ее доктор Воробьев, старший ординатор отделения психотерапии. Воцарилось неловкое молчание. Правда длилось оно не долго.

      – Извините Николай Васильевич, – посмотрев в сторону доцента, тихим голосом проговорила Александровская. – Я не хотела. Как-то само вырвалось. Надо же такие мерзости выкладывает в интернет, да еще гордится этим.

      – Ничего Настя, бывает. Чего в запале не наговоришь, – улыбаясь, произнес Михайличенко. – А кто-нибудь знает, кто такая Серебрянская.

      – Позиционирует себя как экстремальный психолог, – ответила Анастасия, – правда я не знаю, что это за зверь такой.

      – Психологи вообще интересные ребята – включился в разговор Горбаченков. Эдуард Германович был под два метра ростом, рыжеволосый, с приятной улыбкой, слыл на кафедре безбожным спорщиком и провокатором в хорошем смысле этого слова. Он иногда ставил такие вопросы, на которые