Люди из высокого замка. Юрий Шевчук

одну ночь, я предам все – культуру, цивилизацию, друзей, идеи, себя, свою жизнь? И стану другим человеком?

      – Нет, – ответил я правду.

      И тут он понял…

      – Вы с самого начала хотели меня просто убить, – тихо проговорил писатель. – Фон Корен, исследователь Арктики… Значит, и Чехова не надо? Вы дали слово: если выслушаю…

      – Чушь, игра, дурновкусие, – быстро произнес я, спиной чувствуя холодный, как дуло, взгляд киллера. – Никто вас не убьет. Вы пейте, пейте…

      И он выпил поданную мной красную жидкость… Затем откинулся в кресле. Пламя свечи перестало дрожать от его дыхания, вытянулось и зачадило.

      – Надо будет перечитать «Дуэль», – сказала Нелли. – Что покажет вскрытие?

      – Стенокардию, – ответил я, приподнимая веко писателя. – Как это все-таки грязно вышло…

      Киллер исчез – словно и не было. Арский полулежал в кресле, а перед ним горела свеча. Окон в баре не было, но я чувствовал – за деревянными стенами занимается холодная серая заря нового дня. Жаль, что я никогда не смогу полюбить тех, кому этот день будет принадлежать.

      Ветер в ивах, ветер в соснах…

      (Где-то в Восточной Европе, нулевые)

      Как ветер жесток,

      Бьются волны в недвижные скалы,

      Будто это я сам:

      Во мне все рвется на части

      Теперь, в ненастливый час.

Минамото-но Сигэюки, ум. 1000 г. н. э.

      Слепящая лунная линия рассекала надвое черное зеркало застывшего моря. Замерли черные сосны на ярком песке дюн. Неслышно спускались из ниоткуда крупные снежинки и тут же таяли на песке и в воде…

      Марек открыл глаза. Лотта уже встала, из ванной доносился шум душа…

      …Она заливала клубничное мюсли молоком и наблюдала, как с тихим шелестом осыпается в белое озеро золотисто-оранжевый холмик с красными крапинками. Он рассеянно смотрел в окно, на гряду крыш до горизонта, на пустое светлое небо, на черточки антенн, сливающиеся в рябь.

      За кофе он спросил:

      – Зайка, у нас еще остались деньги?

      Она потерлась щекой об его руку и замурлыкала. Потом сказала:

      – Да. До завтра. Ведь завтра тебе заплатят за перевод?

      – Обещали, конечно. – Марек пожал плечами.

      – Не думай об этом, милый. Я что-нибудь придумаю. А сегодня куплю тебе большой бифштекс, в три пальца толщиной. И оливок. Мужчина должен есть много мяса.

      – И оливок, – улыбнулся он.

      – И оливок, – серьезно произнесла она. – Разве ты не знаешь? Они предотвращают проблемы с потенцией. Вот представь себе: пройдет лет пятьдесят, – она вздохнула, – я буду никому не нужной кухаркой, а ты будешь в отличной форме и вновь женишься на двадцатилетней девушке. И когда ты поразишь ее своими неожиданными способностями…

      – …ты появишься из кухни и, шамкая беззубым ртом, произнесешь: «Это все олифки, милошка, олифки», – докончил за Лотту Марек.

      – Милый. Мне надо идти.