Чучела. Александра Маркова

Да, Насть? – она пихает меня локтем в бок.

      Я снова молчу.

      – Ты решила, что мы тут дураки что ли все? – вспыхивает директор, переведя свой взгляд на крысу, – Или первый год работаем и не знаем, как вы там «просто разговаривали»?

      Теперь молчит она, громко сглатывая. Георгий Палыч злиться редко, но когда это случается, он становится очень пугающим, прямо до дрожи в поджилках.

      – Чего молчишь? – кричит он ей прямо в лицо, – Порастеряла свой пыл?

      – Вы не имеете права…, – щебечет она себе под нос.

      – Не имею права на что? – еще чуть-чуть и у него пойдет из ноздрей пар.

      – На нас орать, – говорит она почти шепотом.

      – А, ты? – он подходит у ней близко и нависает сверху, сверля ее взглядом, – Ты имеешь право обижать учеников? Есть у тебя такое право? – кажется, что ее мгновение, и он схватит ее за шкирку и выкинет вон.

      – Я никого не трогала! – кричит она в ответ, но голос ее звучит неуверенно, в нем слышаться первые нотки слез, – Да, Насть? – но я лишь пожимаю плечами в ответ.

      Директор на грани нервного срыва, с красным от гнева лицом и раздутыми ноздрями молча смотрит на нас и скрипит зубами. Он сжимает кулаки и садить на свое директорское место.

      – Завтра в школу с родителями! – выносит он свой вердикт, – Обе!

***

      М-да… Вот этого еще мне хватало… Теперь придется все рассказать бабушке. А она расскажет маме и папе, да и сама вряд ли удержится от того, чтобы пару недель не повыносить мне мозг. Мама, скорее всего, отреагирует спокойно, ей некогда думать о таких глупостях, а вот, папа… Папа устроит мне настоящий прессинг со всеми вытекающими… Ну, как минимум на ближайшие пару месяцев я буду обеспечена домашней работой без права выхода на улицу…

      Я бреду домой по тротуару, лениво шаркая подошвами и пиная мелкие камушки. Не спешу. Это, возможно, последний день в моей жизни, когда я вижу солнышко, чувствую на коже движение ветерка, ловлю губами первую каплю дождя. Впереди меня ждет большой нагоняй и тюрьма под названием «своя комната». И мне уже некуда спешить…

      Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, вхожу в квартиру:

      – Я дома, – кричу я, скидывая с усталых ног обувь.

      В прихожую выходит бабушка. Вид у нее какой-то печальный. Она подпирает плечом дверной косяк, поднимает очки и вытирает платком слезы.

      – Что случилось, ба? – подскакиваю к ней я.

      – Твоя мама, – говорит она с надрывом, – Ее в больницу забрали…

      – Почему? Когда?

      – Днем… Я зашла к ней узнать, не хочет ли она есть… Ты ведь знаешь. Она уже два дня ничего не ела! Вообще с кровати не вставала! Ну, я и подумала… Что стресс, стрессом, а есть то все равно надо. Вот и пошла… А она…, – бабушка разразилась неудержимым рыданием, – А она там без сознания лежит… И вообще ни на что не реагирует! И таблетки какие-то по кровати разбросаны…

      – Бабуль, бабуль, не волнуйся, хорошо? – я хватаю ее под руку и уволакиваю в гостиную на диван, – Давай, тут с тобой посидим… Накапать тебе пустырника?

      – Не,