Аня: любовь по-немецки. Элий Вайнерман

ных в Казахстан. Мы быстро сошлись душами, но я знал, что у моей матери до войны было много двоюродных братьев и сестёр. Всех их убили немцы. Сохранилась лишь фотокарточка одной из них, девочки лет пяти. Я мучился: что бы я сказал погибшим родственникам, если бы женился на немке? Как будто Аня была виновна в преступлениях немцев из другой страны.

      История могла бы иметь бы счастливый конец, я уже собирался просить у Ани руки, если бы… Однажды вечером, когда я пришёл к Ане, коридоры в общежитии были непривычно пусты. По телевизору шёл популярнейший сериал о советском разведчике в гитлеровском Берлине. Аня не смотрела его. «Всегда показывают только немцев-нацистов, как будто других нет», – обиженно сказала она. Раньше все наши разговоры были лишь о нас двоих. Я промолчал, но подумал: мы никогда не поймём друг друга. Был я молод, и всё ещё по-юношески категоричен, и, сам того не осознавая, жесток.

      Молодость и незрелость – не оправдание. Аня была моложе меня, но оказалась умнее и жертвеннее. Она была терпелива, добра и милостива. После того злосчастного вечера я не скрывал от неё своей бурлящей неприязни к немцам и презрения к ним. Бездомную собаку не ударь, а немцы убивали людей. Сколько было «других» немцев? Аня пыталась умиротворить меня, даже говорила мне, что родина её предков – на границе с Голландией, там немцы более похожи на голландцев, чем на остальных немцев, но передо мной вновь вставала чёрно-белая фотография моей никогда не выросшей двоюродной тётки-девочки лет пяти. Мы с Аней не поссорились. Я просто перестал к ней приходить… Не сказав слов прощания.

      Последний раз мы случайно встретились с ней на улице. Аня старалась держаться бодро, улыбалась, но получалось это у неё плохо. Неловкая, жалобная улыбка не могла скрыть её радость и смущение от неожиданной встречи, неуверенность в себе, грусть. И у неё по-прежнему были добрые глаза. А я не нашёл ничего более важного, чем пересказать ей недавно прочитанную мной и произведшую на меня большое впечатление историю о том, как Томас Манн назвал оскорблением Бетховена исполнение его «Героической симфонии» в нацистском Берлине. Какое отношение имела к этому Аня? И об этом ли мне надо было с ней говорить?

      Так за негодяев Третьего рейха пришлось заплатить нам, но это тоже не оправдание. Виноват я. В жизни каждого из нас совсем немного людей, которые могут нас любить…

      Стихотворения

      Ответов я не даю. Я спрашиваю.

      Прохожая, я мог тебя любить…

      «Я не пойму, зачем ведёт нас память…»

      Я не пойму, зачем ведёт нас память

      В какие-то случайные места,

      Где мимоходом мы прошли, —

      И что осталось?

      Тень на аллеях,

      В окнах пустота.

      А может, несвершившегося

      Жаль нам?

      Прохожая, я мог тебя любить.

      Себя назвать. Тебя остановить.

      «О чудный мир, в котором за листвой…»

      О чудный мир, в котором за листвой

      Полночной яблони мне открывалась тайна:

      Загадка женщины, шагов звук, нежный лик,

      Смятение и трепет ожиданья.

      Я верил в совершенство мирозданья,

      В безверии сад выцвел и поник.

      И лишь во сне, где молодости миг,

      Лик светлый женщины, её шагов звучанье.

      «С какой поры мы забываем море…»

      С какой поры мы забываем море,

      Не смотрим на загадочные звёзды

      В саду ночном, где бабочки взлетают

      На свет огня в окне в притихшем доме

      И хрупкими телами тщетно бьются

      О стёкла…

      Я искал твой лунный образ,

      Взгляд ласковый в бегущем океане,

      На островах, безвестных Магеллану.

      Крошились айсберги, шторма корабль швыряли.

      Я на земле услышал нежный голос

      В саду ночном, где бабочки стучали

      Отчаянно в светящиеся окна.

      «Акаций листья опадают…»

      Акаций листья опадают.

      Последний кадр. Немая лента.

      Конец истории, картины.

      Уходит в вечность наше лето.

      А мы совсем не ожидали:

      Как-будто в мире нет смещенья

      Времён, страстей и обещаний —

      Лишь утро, птиц в деревьях пенье.

      Вернуться в лето и в начало,

      Хоть листья сохнут, опадают.

      Дай руку в тёмном кинозале.

      Актёры снова нас играют.

      «Водоворот весенний…»

      Водоворот весенний

      С каждым ручьём слышней —

      Песнь страстная, песнь шальная,

      Зовущая