СХОДНИК-II. Влад Ростовцев

плечищами! А пожелаешь, приведу и приметы в облике…

      – Обойдусь и без них. Уже поверил, узнав Нечая по повадкам. Истинно он! – ни в чем не меняется. И о том, что вятич он с брегов Нары, сам от него слышал. А из Царьграда он не раз мне и малому, еже еще были мы в Киеве, передавал гостинцы с уволенными из Варанги по возрасту и тяжким ранениям…

      Одного не возьму в толк: благородство-то его в чем?

      – Крепко выручил он мя. Век не забуду! Аще встретимся, воздам ему сторицей…

      – Получается, он с тобой заодно?

      – Догадлив ты! – уклончиво, однако же с глубоким подтекстом, ответствовал торговец ювелирной всячиной, он же, по разнообразию талантов своих, не токмо коммерческих, искуснейший охотник, умелый скорняк, да и таксидермист не из последних, еще удалец и везунчик на попечение внутреннего гласа.

      Сей и подсказал! – телепатически и незамедлительно:

      – Срочно подольстись к ловчему! Падок Шадр на неумеренную похвалу! Она – его пята Ахиллесова. И хотя не ведомо тебе оное крылатое выражение, упомяну, что довелось мне лицезреть слепого сказителя Гомера въявь; ежели б, по ветхости лет, не хромала у него дикция и не шамкал по причине беззубости, впечатлил еще боле!

      И учти: потому он взъелся на тя, что ревнует к охотничьим подвигам и опасается конкуренции. Ведь до твоего прибытия был незаменимым. Расстарайся, сколь можешь, а развей его огорчения! И набейся в младшие друзья ему, уступив старшинство и восхваляя его трофеи…

      Будешь умел и вкрадчив в том, проникнется он к тебе, а допускаю, пособит и украсть емкости с нефтью, ведь затаил на Киев великую злобу за свое изгнание! А сам и повинен был, ибо браконьер, и из личной корысти злостно прикончил княжеского оленя на мясо и рога, продав их на торге за добрую цену…

      И сразу же разбежался Радислав фонтанировать лестью на своего ночного визави, начав с того, что преклоняется пред охотничьими умениями Щадра и каждодневно завидует, понимая: ни за что не достичь ему таковых вершин!

      – А дрохвы?! – воскликнул он, невежливо тревожа сонную ночную тишь, упомянув пред тем ловчие подвиги Шадра едва ли не по всей линейке тмутараканской фауны, исключая лишь сусликов и полевок. – Мыслимое ли дело добывать – да раз за разом! – столь осторожных птиц неимоверной величины?! Мне о таковом и не мечталось! Ты же и тут превзошел! Ибо щедро дано тебе от неба, и сам к тому прибавил! Крут Нечай-богатырь, а ты – впятеро круче!

      – Да уж! – отозвался ловчий, уже потеплев к подозрительному коммерсанту и не скрывая полного согласия с его восторгами в свой адрес. – К дрохвам могут подобраться совсем немногие! Из лучших в обеих ловитвах киевского Владимира вем таковых, опричь себя, лишь двоих, а и то не вполне уверен в них…

      А ты, зрю я, разбираешься в умениях! Хвалю!

      – Благодарствую за похвалу, однако предпочел бы обучение под твоим началом! Поелику, зело уступая тебе в мастерстве и ловитвенном опыте, наделен я прилежанием и послушностью старшим. И пущай никогда не дотянуться до тебя, а превзойду всех иных! И