Роза и Крест. Элеонора Пахомова

был перед глазами, и свяжитесь со мной в любое время, как только примете окончательное решение.

      Этот разговор не произвел на Фриду какого-то особого впечатления – у каждого свои причуды. Она и сама была личностью незаурядной, поэтому легко принимала сложность внутреннего устройства других. Человеку обязательно нужно во что-то верить, так почему бы кому-то не верить в силу каких-нибудь карт, оберегов, пророков, чего и кого угодно? Ведь это время не предлагает конкретных и убедительных объектов для веры – ни Бога, ни царя, ни вождя, ни культа. Поэтому каждый наделяет верой то, что придется. Пусть так.

      Вернувшись домой, она раскрыла колоду веером. Фрида Харрис, по-видимому, была недурной художницей и занимательной личностью – было в ее творении нечто гипнотическое. Карты приковывали внимание, каждая из них словно открывала перед Фридой глубокий туннель, в который хотелось ступать осторожно – шаг за шагом, но все дальше и дальше. Фрида оглядела пустую комнату, в которой не было Его, и подумала, что заказ появился кстати. Собственных новых замыслов для картин у нее пока не было – источник вдохновения укатил в заморские страны. А работать – всяко лучше, чем маяться скукой и тоской. Через пару часов она наугад вытащила из колоды Иерофанта, Смерть, Повешенного и Верховную Жрицу. Установила на мольберте новый холст и набрала номер Давида.

      – Я возьмусь за эту работу, – сказала она.

      – Это отличная новость, Фрида. С какой карты собираетесь начать?

      – Это будет Иерофант.

      III.

      Папа

      – Это Иерофант, – с порога заявил Мирослав и бодро прошествовал по кабинету. Сел на стул напротив майора, который понуро макал чайный пакетик в кипяток, закинул ногу на ногу и легким движением руки бросил на стол цветную картонку.

      – Что это? – полюбопытствовал Замятин, взяв в руки принесенный Погодиным предмет.

      – Карта Таро «Иерофант». Если конкретней, то эта карта из колоды Тота, созданной Алистером Кроули и Фридой Харрис.

      – Ну, теперь мне все ясно. Дело можно закрывать, – съязвил Замятин, поймав себя на том, что из всего вышесказанного ему понятны лишь два слова: «карта» и «колода».

      Погодин усмехнулся, его губы изогнулись в едва заметной улыбке, правда, лишь с одной стороны. Синие глаза смотрели на майора весело и доброжелательно, правая нога непринужденно покачивалась на левой, привлекая внимание неприлично дорогой обувью. Рукой Погодин отбивал на полицейском столе веселенький ритм. «Ну чисто Дориан Грей», – подумал майор, глядя на красивое лицо эксперта по оккультизму, на его вальяжно-аристократическую повадку и холеный вид, правда, никакой неприязни при этом не испытывая.

      Это у Замятина утро не задалось. Он не сразу уснул после ночного звонка Мирослава, ворочался и вздыхал, предвкушая объем работы, которую этот псих еще подкинет – можно не сомневаться. Майор вообще не любил связываться с явными