Вельвет. Андрей Сергеевич Терехов

куда-то в Подкову. Засыпала меня письмами оттуда.

      – У неё есть повод писать такое? – Михалыч постучал лапой по угрозам.

      Зубов смерил его холодным взглядом.

      – Вы забываетесь.

      – Кроме писем, что-то было?

      – Некто, – Зубов выдержал театральную паузу, – дал объявление, что моя жена ищет легких отношений. И указал наш домашний адрес. Месяц назад за ней шёл какой-то… зверь. Вчера наш подвал пытались поджечь.

      Михалыч повертел в лапах шляпу.

      – Что милиция?

      – Милиция не может выдать своим оклады за прошлый год, не то что…

      – Думаю, мне стоит поговорить с вашей супругой.

      – Все вопросы, которые вы хотите задать ей, вы можете задать мне, – твердо, уставившись Михалычу в глаза, прочеканил Зубов.

      – И все же…

      – Она беременна. Черт побери! Я нанимаю вас, чтобы ее больше не беспокоили, а не чтобы…

      Директор шлепнул лапой о стол, и бумаги разлетелись в стороны. Воздух в кабинете угрожающе застыл.

      – Ну, вы берётесь? – спросил нетерпеливо Зубов, соскребая с усов частицу сигары.

      Михалыч повертел в лапах шляпу, надел на уши. Подумав о Новом годе в офисе, он пригласил две лежавшие отдельно банкноты к себе в карман. Они не возражали.

      ***

      Подкова находилась к северу от реки. Это был изогнутый полукольцом многоквартирный дом, построенный еще Высоким народом: с горгульями, с пилонами, с потолками под три метра и гигантскими дверьми, до ручек которых приходилось тянуться на цыпочках. Смотрелась Подкова внушительно – как любой кусок камня размером с гору, – но последние лет двадцать жили здесь звери… скажем так, далеко от вершин успеха. Улица выглядела соответствующе: стены, исписанные мелом; заброшенные трамвайные пути; сгоревший склад. Немного солнца в замерзших лужах.

      Вызнав у управляющего номер квартиры, медведь пошел к скрипучему лифту, такому огромному, что туда мог бы залезть жираф. Лифтер – седой осел с грустными глазами – все время курил и кашлял, едва не выхаркивая наполнитель на пол. Михалыч старался не дышать.

      – Шестнадцатый! – прохрипел осел и скрючился от очередного приступа внутренней копоти. Михалыч не удержался и бросил ему:

      – Курить – набивку чернить.

      Лифтёр без сил махнул копытом и поехал дальше.

      Газовые лампы слабо освещали ряд дверей и вздыбленный ковер, похожий на спину мамонта. За стеной помурлыкивало радио.

      Михалыч прошелся туда-сюда, пока не набрел на дверь с номером «1043». Встал на цыпочки и постучал. Подождал и постучал еще раз. Послышались тихие шаги, хрюкнул замок, и осунувшаяся кошечка уставилась на Михалыча пустыми зелеными глазами.

      – Чего вам?

      У Михалыча сладко сжалось сердце. На минуту или две он забыл о цели визита и рассматривал хозяйку: низенькую, из черного вельвета, в голубом свитере и серых брюках. На голове у нее белело пятнышко, похожее на елочный шар, ужасно милое.

      – Ку-ку? – спросила кошечка.

      Мизалыч собрался с мыслями и представился.

      – Медведь в квадрате? – Она фыркнула. –