Фантом ручной сборки. Галина Куликова

который понятия не имел о перспективах, нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

      – Мне пора на вокзал!

      А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что с этой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненными щечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и все инспектировала.

      – Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мой родной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала – разобьете.

      Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. От белоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на коротких грибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок – таких тяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы с удовольствием принесла сюда что-нибудь свое – воздушное, тонкое, – но Григорьев не разрешил.

      Вскоре собрались гости.

      – Господи! – продолжала причитать Анфиса, – как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

      Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

      – Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева – фьють! – выселить обратно в его Братеево?

      Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовала заверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затем обернулась к Таисии.

      Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбки запросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широко расставленных глазах – ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалось удивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

      – Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести со Стасом, – заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. – Он любит волочиться за всякими финтифлюшками.

      Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, о котором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще с институтских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип с черной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбка поражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что он похож на Челентано.

      Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинулась обнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком в солнечное сплетение и воскликнула:

      – Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

      Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, и он запальчиво ответил:

      – Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящему влюблен.

      – Не выдумывай, – отрезала Анфиса. – Кто влюбляется по-настоящему в двадцать лет?

      – Я влюбился по-настоящему! – уперся Стас.

      Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся к пикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ей все, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в свое дело.

      Теперь, когда виновницы торжества не стало,