Хлоя. Сгорая во тьме. Таня Ждан

провальная. Что я не верну, того, что было. А такими маразматическими методами – тем более.

      – Да ладно, все не так плохо. Ну, то есть, оратор из тебя – так себе, – промямлил Дилан, зарывая обувь в песок, – но зато хуже уже не будет. Это же тоже плюс.

      Оказалось – хуже бывает. Еще как бывает. Дошло до того, что на одной из пресс-конференций, когда казалось, что ни один из вопросов уже не способен поставить меня в тупик, и хуже быть просто не может, какой-то щуплый очкастый парнишка с бейджем Ньюс Леттерс, заикаясь, пролепетал:

      – Мистер Старк, а что ваша семья думает о выдвижении вашей кандидатуры на пост председателя совета безопасности ООН?

      Ответ на его вопрос был выучен и обдуман на тысячу раз, он был одним из немногих, что я отчеканил бы твердо и без запинки, даже разбуди меня среди ночи после знатной попойки, но, когда из-за его спины вышла седая женщина в бежевом платье, я опешил. В окруженных глубокими морщинами серых глазах неожиданной гостьи этого идиотского мероприятия стояли слезы, а растерянное лицо исказила страдающая гримаса. И даже медицинская маска, ставшая символом этой пандемии и непременным аксессуаром любого человека на планете, не помешала мне ее узнать…

      Мое сердце пропустило удар. Шквал эмоций накрыл с головой, губы задрожали, тело пробила болезненная рябь. По залу, обратившему свои голодные взоры на женщину, пронесся взволнованный вздох.

      Время будто остановилось. Не отдавая себе отчета, вопреки всем договоренностям и правилам, я на подкашивающихся коленях встал и побрел к женщине, ничего кроме ее такого родного, давно забытого лица, не видя вокруг.

      – Мама?

      – Пресс-конференция окончена, всем спасибо, – раздался громоподобный голос Бена, звучащий будто из-под воды.

      ***

      Я знал, что рано или поздно это случится. У того, что я стану известным всему миру, что мое лицо, не скрываемое светом татуировок, пестрило на всех билбордах, что мое настоящее имя звучало на устах сотен тысяч людей, была и обратная сторона медали. То, от чего я так долго бежал, и чего как огня боялся, было неизбежно.

      И теперь эта неотвратимость в лице моей матери сидела напротив меня в гостиничном номере места проведения пресс-конференции, роняя слезы на морщинистые руки, боясь проронить хоть слово.

      Тишина оглушала, доводила до исступления, пульс бился в висках, но я просто не знал, с чего начать. Сколько раз я репетировал эту речь, сколько раз представлял себе эту встречу, но никакие фантазии не могли сравниться с тем, что творилось в моей душе сейчас. Ведь, что бы я сейчас не сказал и не сделал, я не смогу оправдаться даже для себя самого. Я смотрел на стены, шторы, мебель, город за окном, но только не на нее. Мне еще никогда в жизни не было так страшно и больно. А уж что чувствовала моя мама… Я даже не рискнул бы себе представить, что она пережила за все эти годы и за сегодняшний день, ведь это точно лишит меня рассудка и остатков самообладания.

      – Двадцать лет, Дерек. Двадцать лет, – срывающимся голосом