Лучезарная нимфа. Екатерина Александровна Балабан

только вздохнула и быстро прошла к отцу. Туда же двинулся Эллий, опустился на колени и профессиональным жестом нащупал на запястье старика пульс.

      – Здесь очень мало света, – заметил он, – Нельзя ли достать свечей или хотя бы засветить лучину?

      Девушка тут же вскочила.

      – Да, я попробую достать, – сказала она и исчезла за дверью.

      Вернулась она очень скоро, опечаленная и без свечей.

      – Я пыталась занять свечей у соседей, – виновато вымолвила она, – но мы так много всем должны, что мне ничего не дали.

      – Всемогущие боги, – едва слышно выдохнул Корнелий, которого начала не на шутку угнетать вся эта атмосфера. Он отвязал от пояса кошелек, протянул его девушке со словами:

      – Вот возьми, купи все, что нужно.

      – Нет, я не могу! – дрожащим от слез голосом прошептала она, – Я же никогда не смогу вернуть…

      – Но тебе нужны деньги! – раздраженно бросил Корнелий, – Не надо ничего возвращать. Просто возьми и сделай что нужно.

      Она опять скрылась за дверью, прошептав слова благодарности.

      Корнелий приблизился к ложу старика.

      – Что с ним и будет ли он жить?

      – Боги ведают жизнью и смертью, – отозвался лекарь, – Я же сделаю все от меня зависящее, чтобы отобрать его у Гипноса.

      – Какова природа его недуга, – настаивал Корнелий, разглядывая изможденные черты лица старика, побелевшие не от возраста, а от жизненных невзгод волосы, глубокие морщины, избороздившие лоб и щеки.

      – У него больное сердце, – произнес лекарь, – Наверняка болезнь старая и очень запущенная. Сегодня случился приступ. Чтобы подтвердить свой диагноз я должен взглянуть на белки его глаз, цвет кожи и ногтей. А тогда приготовлю лекарство и испрошу у богов милости на лечение.

      – Мой отец поправится? – послышался от дверей дрожащий девичий голос.

      – Надеюсь на это, – произнес лекарь, принимая из у рук девушки подсвечник и располагая его поближе к изголовью больного.

      Старик вдруг пошевелился, почувствовав на веках свет, открыл мутные глаза и безмолвно уставился на грека, склонившегося к нему, потом перевел взгляд на дочь.

      – Где ты взяла деньги на целителя? – слабым голосом спросил он, задыхаясь после каждого слова.

      Она кинулась к нему с радостным воплем:

      – Отец, ты видишь меня, ты понимаешь меня!

      – Где… взяла… деньги? – прохрипел тот.

      – Я не беру денег с бедняков, – успокоил больного Эллий, понимая, что правда тому совсем не понравится.

      Корнелий благоразумно удалился в противоположный угол, подальше с глаз старика и, не без опаски, сел на единственный во всей комнате табурет.

      Больной закрыл глаза и снова впал в забытье.

      Лекарь еще раз при свете осмотрел его. Потом на вощеной дощечке стилусом нацарапал несколько слов и подал дощечку девушке.

      – Пока жизни твоего отца ничего не угрожает. Ему нужен только покой и хорошее питание, – сказал он, – но я все же изготовлю лекарство и пришлю сегодня