Очень плохая история. Элена Форбс

она хочет делать, и решительности ей было не занимать. Она рассказывала мне, что у нее есть план. Если честно, я не был уверен, что я в него вписываюсь.

      – Что вы имеете в виду?

      – Ну, у ее родителей были деньги, так она, во всяком случае, говорила. И ей не нравилось, когда ее видели в моем фургоне, это я вам точно говорю. Если мы куда-то выбирались, это должен был быть легковой автомобиль, и внутри все должно быть чисто, иначе она не сядет. Она говорила, что хочет быть журналисткой и писать о скачках и обо всем, что связано с лошадьми. Еще она заявляла, что хочет, чтобы ее показывали по телевизору. А чтобы набраться опыта, она и устроилась работать на ипподроме.

      – Что-нибудь еще можете о ней сказать?

      Он снова нахмурился, как будто не видел смысла в этих разговорах.

      – Хоть что-нибудь?

      Даже самые яркие воспоминания со временем стираются, и Ева не хотела слишком сильно нажимать на него, чтобы он не чувствовал, что должен обязательно выложить что-то еще. Но пока она мало что от него узнала.

      – Ей до всего было дело, – подумав, сказал он.

      – В каком смысле?

      – Ну, все время задавала вопросы.

      – Какого рода вопросы?

      – Она хотела знать, на каких еще ипподромах я работал, например.

      – А с чего бы это?

      Он пожал плечами:

      – Почем я знаю? Ей люди много чего рассказывали.

      – Ее друзья?

      – По большей части те, с кем она работала. А она рассказывала мне то, что услышала в офисе. Я прям обалдевал. Но что тут скажешь! Бабы, они бабы и есть.

      – Можете вспомнить что-то конкретное?

      – Да всякие глупости, но ей все это было интересно. Знаете, сплетни, вроде кто с кем трахается, кто перепил, у кого проблемы с деньгами… все в таком духе. Она была тихоня, сидела, уткнувшись в бумажки, а люди вокруг болтали. Одна из девушек рассталась с мужем, и Джейн узнала об этом вперед всех других. Я не раз говорил ей, чтобы держала язык за зубами. Будешь много болтать – попадешь в беду. А она на это сказала, что не сплетничает, а только слушает. Вроде как что она может поделать, если люди говорят вслух то, что не следует.

      – Она с кем-нибудь дружила?

      – Да нет, не особенно. Ей не нравились девушки, с которыми она делила дом.

      – А почему?

      – Говорила, они противные. На мой взгляд, ей больше нравилась мужская компания.

      Шантаж как мотив для убийства ничем не хуже ревности, и Ева сделала еще одну мысленную пометку: не забыть спросить у Купера, уделил ли он внимание этому аспекту.

      – А полиция спрашивала вас о чем-то подобном?

      По его лицу пробежала тень гнева, и он плотно скрестил руки на груди:

      – Им неинтересно было знать, что я думаю о ее характере или чем-то таком. Все, что им нужно было, это доказать, что я ревновал, преследовал ее… и все это дерьмо.

      – Ну, а мне интересно. Вы сколько времени встречались, три месяца?

      – Где-то так.

      – За это время можно узнать человека. Что вы о ней думали?

      И снова пустой взгляд и молчание. Потом спросил:

      – Вы о чем, не понял?

      – Ну…