Малахитовый лес. Никита Олегович Горшкалев

им кромсали трухлявый пень, кололи камни, закапывали в землю, даже топили в ручье, но копьё оставалось копьём.

      Репрев спал со своим сокровищем в обнимку, и Агния всю ночь беспокоилась о Репреве – как бы не напоролся он на остриё.

      А утром она сплела ножны из ивовых прутьев – до того искусная получилась работа, что Алатар расхвалил Агнию и от всей своей широкой души назвал мастерицей. Агния с деланной жеманностью приняла похвалу.

      Но недолго проносил Репрев ивовые ножны – три дня и три ночи: случилось же Алатару завести тот злосчастный разговор.

      – Что ты намереваешься делать с копьём по возвращению в город? – спросил он у Репрева, который с важным видом нёс оружие, а тонкие, острые ивовые прутья под тяжестью обсидианового ратовища натирали ему спину, но Репрев терпел, терпел и продолжал нести. – Так и продолжишь расхаживать по городу с копьём наперевес, распугивая горожан, пока тебя не бросят в А-строг за жестокое убийство современной оружейной моды? – пошутил Алатар.

      – Кто бы говорил, – проворчал Репрев, поведя плечом и поправив ивовую лямку. – Сам-то в чём ходишь, в какой-то прадедушкиной броне.

      – Нет, моя броня есть не что иное, как дань традиции. Отец дарит её на совершеннолетие своему сыну.

      Даже Агнии не смогла уговорить Репрева снять с ратовища наконечник. Порешили на том, что надо наколоть на остриё толстую деревянную щепку, а края обложить мхом и травой, затянуть резинками, одолжив их у Агнии (она сняла резинки с косичек).

      Репрев, конечно, не переставал жаловаться, что у его оружия спрятали самую мужественную и устрашающую его часть и теперь оно ещё больше стало походить на палку, а он стал меньше походить на воина.

      – Ну, палка тоже может быть оружием, смотря в чьих оно лапах или руках. Меня учили сражаться на палках. Столько шишек я за всю свою жизнь не набивал, – смеялся Алатар.

      И угораздило же Репрева поделиться своим мечтами о богатстве, умолчав про домик у моря и платье для Агнии.

      – Да ты, никак, шутишь, – напружился Алатар. – Мы не знаем, к какой эпохе относится это оружие – оно может представлять огромную историческую ценность! И, судя по материалам, из которых сделано оружие, оно, вероятнее всего, принадлежит народу Бенгардии, моему народу. Копью место в музее, а не на прилавке ушлого торговца оружейными древностями с чёрного рынка. А ты ослеплён жаждой наживы!

      – О, я должен был догадаться, что ты приплетёшь свою любимую Бенгардию, которая уже сама как один большой музей под открытым небом! Тебе всё равно меня не переубедить, и я сделаю так, как считаю нужным! – скалился Репрев, подойдя опасно близко к Алатару.

      – Сейчас же отдавай копьё! – Алатар так стукнул лапой, что задрожала земля; под его катающимися, как волны, губами открывались клыки цвета мимозы, а глаза застилала красная пелена. – Ты недостоин даже нести его.

      – Тебе ли рассуждать о достоинстве, бенгардиец… – хрипло рычал Репрев, выворачивая на тигра как-то сбоку и вверх прошитые кровянистыми жилками белки глаз.

      Алатар