Кронштадтский тупик. Анастасия Александровна Калько

автобуса, стоящего во дворе, торчали чьи-то ноги в синих рабочих штанах. Человек чем-то брякал и ворчал:

      – Ну, вот опять: заправляют хрен знает чем, а потом, конечно, все засоряется… Тебе бы, дятел, такого выпить, тоже бы заглох. Ну, так и знал: менять надо! Этот "паленый" бензин… – выбираясь из-под автобуса, ремонтник основательно изругал и некондиционное топливо, и тех, кто его покупает, экономя деньги, выделенные на заправку. Но при виде посетителей, тут же сменил тон:

      – Добрый день, вам помочь?

      Это был щуплый насупленный мужичок лет пятидесяти с седеющими усами и взлохмаченными волосами. Комбинезон был ему великоват.

      – Вы не знаете, где найти Василису Степанову? – спросила Наташа.

      – Васька! – неожиданно громко для своей субтильной комплекции гаркнул мастер. – Эй! Дядя Степа! Подь сюда!

      – Тебе че, Михалыч? – заорали из гаража. – Не могу, я зад автобусу вправляю, какой-то "чайник" на светофоре стукнул! – человек зашипел от боли и выругался. – Чего надо?.. Блин, у этого дубака тормоз только в зеркале!

      – До тебя люди пришли! – надрывался Михалыч, и Наташа сразу вспомнила учения на Кубани, возле какой-то станицы. Это там говорили с таким произношением и причудливыми речевыми оборотами. "Далеко же Михалыча занесло от родимой Кубани!", – Наташа на секунду прикрыла глаза, вспоминая шелестящую пшеницу, огромные подсолнухи, сладкий запах фруктов и мягкий говорок местных.

      – Так че надо? – заорали из гаража.

      – Сама выдь да спроси! Я те че, толмач?

      Из гаража вышел человек в комбинезоне, на ходу вытирая ветошью измазанные смазкой руки. На первый взгляд женского в его облике не было ни капли. Мешковатый комбинезон, измазанный маслом и мазутом, мужская стрижка, тяжелая поступь. Но, когда он подошел, Наташа и Белла увидели лицо с тонкими мягкими чертами и ярко-синие глаза с пушистыми ресницами. И светлые волосы выглядели шелковистыми, совсем не мужскими.

      "И правда гусар-девица, – подумала Наташа, – и я была такой же в армии…"

      Тогда Наташа изо всех сил прятала, давила в себе женское начало, старалась не выделяться среди парней. Она стриглась под ноль, разрабатывала руки, чтобы появились мозоли, изматывала себя на физподготовке и злилась на свой высокий женский голос и пышную грудь. Она много курила, чтобы голос охрип и огрубел, а грудь безжалостно давила формой и бронежилетом, не лезла в карман за крепким словом и была скора на расправу. Кулаки у Наташи были тяжелыми, а реакция – молниеносной. Довольно быстро ребята поняли, что Навицкую надо воспринимать только как солдата, и никак иначе. Прочие проявления женской природы злили юную Наташу, вгоняли в краску, но поделать с ними они ничего не могла. Их приходилось тщательно скрывать.

      Впервые она, образно говоря, ослабила бронежилет только в 32 года, встретив Аркадия Вальтера… Но после его предательства едва не замкнулась в своей броне уже навечно. Если бы не Виктор Уланов, который смотрел на нее преданными влюбленными глазами, бился за нее, как лев и даже сиганул в июньскую