Колыбельная белых пираний. Екатерина Ру

все сейчас напишу.

      Да, повода для переживаний и правда нет… Разве есть смысл переживать из-за того, чего изменить нельзя? Все уже решено, нужно просто смириться. Просто принять чудовищную неизбежность.

      – Будете соблюдать постельный режим… Поносите суспензорий…

      Колыбельный пациент напряженно молчит. Видимо, чувствует, что повод для переживаний у него все-таки есть.

      – То есть… Все будет нормально? – придушенным ломким голосом спрашивает пациент.

      Нормально… нормально не будет никогда.

      – В том, что касается эпидидимоорхита, если будете соблюдать все предписания, осложнений быть не должно, – отвечает Вера. – Но есть еще один момент, о котором мне нужно вам сказать. Это никак не связано с вашим теперешним состоянием. Я бы вам рекомендовала…

      Вера чувствует, как от сердца до кончиков пальцев пробегает острая ледяная щекотка.

      – …Я бы вам рекомендовала обратиться к дерматологу… Как можно скорее.

      Зачем я это говорю? Какой уже смысл ему обращаться к дерматологу, к онкологу? Разве что выиграть чуть-чуть времени. Совсем чуть-чуть. Несколько дополнительных месяцев напрасных надежд и мучительной, разрушающей боли. Необратимый процесс уже запущен.

      – К дерматологу? – вздрагивает пациент, и его глаза мгновенно мутнеют, словно наполняются мыльной водичкой.

      Вера опускает голову. Растерянно проводит ребром ладони по гладкой поверхности стола. Как будто сметает невидимые крошки.

      Сумасшедшая Лора, конечно, сказала бы, что я делаю правильно. Наверняка сказала бы. Если бы могла еще хоть что-то сказать.

      – Да, именно. У вас на пояснице есть большая родинка… Асимметричная и двухцветная. Ее нужно показать специалисту.

      Он испуганно хватается за спину. Карамельная гладь стола ловит его резкое, почти инстинктивное движение.

      – То есть… Все эти воспаление и температура… это из-за родинки?

      – Нет, я же говорю. С родинкой это никак не связано.

      – Тогда зачем мне идти к дерматологу?

      – Вам необходимо проверить родинку на предмет ее возможного перерождения.

      Пациент неподвижно смотрит на нее сквозь муть испуганных температурных глаз.

      – То есть у меня, возможно, какое-то перерождение, а не этот… не орхит?

      Вера беспомощно переводит взгляд на окно, словно там скрывается спасение. От родинки, от колыбельной, от замутненных глаз пациента. Несколько секунд молча разглядывает облупившийся подоконник, покрытый слоем липкой густой пыли, словно сероватым паштетом. Полупрозрачную занавеску, некогда бывшую прозрачной. Треснутый горшок с кактусом. Этот кактус растет ненасытно, жадно, разветвляясь сразу в нескольких местах. Отчаянно хочет жить – с полнотой, во все стороны. Как большинство стационарных больных, спящих сейчас этажом выше. Как колыбельный пациент, стоящий напротив Веры с так и не застегнутыми брюками. Как Тоня, сидящая в Вериных мыслях на прокуренной кухне. Как почти все. Кроме самой Веры.

      – Возможно, да… Но не вместо эпидидимоорхита – он