Черная вдова. Литтмегалина

Ее голос звучал сдавленно, но может, так только казалось из-за искажений на линии.

      (Ты НИЧЕГО не знаешь обо мне.)

      – … но я всегда любила тебя. Это правда, Делоре. Всегда.

      (Ты НИКОГДА не любила меня.)

      – И папа любил тебя.

      (Ну уж он-то ТОЧНО НЕТ. Признайся – вам иногда, или даже часто, хотелось, чтобы меня не было. Лучше остаться бездетными, чем получить такую дочь. Не отрицай. Я постоянно чувствовала ваше сожаление, весь наш дом был отравлен сожалением, и ваши горькие мысли жгли меня, как крапива.)

      – Мы твоя семья, и мы останемся твоей семьей, что бы ни случилось.

      (Вы никогда не были мне семьей. Вы все меня отвергли. Я сама по себе.)

      – Какой бы…

      Делоре заметила нерешительность матери.

      – …какой бы ты ни была, ты моя дочь.

      А какая я, мама? Делоре стояла, прижимаясь спиной к холодной стене позади нее, и молча слушала далекие всхлипывания. Ей казалось, что эта женщина незнакома ей, но и она сама для себя незнакомка. Сердце ощущалось как маленькая, крошечная льдинка, не оттаяв и после того, как Делоре положила трубку. И сутки спустя. И еще сутки спустя. По ночам Делоре просыпалась оттого, что этот ледяной холод жег ее изнутри. А на третий день холод внезапно исчез, и на Делоре навалилось безразличное спокойствие… затишье перед бурей.

      Сознание Делоре вернулось в настоящее. Когда она с усилием усмирила свои руки, на голове было уже гнездо вместо прически. «Меня преследует смерть, – устало подумала она. – Вгрызается в меня глубже и глубже. Пока однажды от меня совсем ничего не останется».

      Все, хватит уныния. Это уж слишком даже для тебя, Делоре.

      В кухне она взяла хлеб, масло, сыр, посуду. В разбитое окно вливалась осень, и Делоре задрожала от холода. Начинало темнеть; значит, в своей тоске она проплавала долго. Подготовив все необходимое, Делоре выцапала Милли из-под одеяла и отвела ее в гостиную.

      – Мы будем ужинать здесь. Возле телевизора. Посмотрим мультики. Тебе так нравится, Милли? – Делоре села на пол.

      – Нравится, – безрадостно согласилась Милли. – Когда мы вернемся домой, мама?

      Положив на колени разделочную доску, Делоре сосредоточенно намазывала масло на хлеб.

      – Скоро, Милли.

      – Это плохой город, – Милли скривила губы, но не заплакала.

      – Может быть, – уклончиво пробормотала Делоре. Она потянулась к телевизору и включила его. Давящую тишину разрушила веселенькая мелодия анимационной заставки, и жесткий ком в груди размягчился. – Мы свободные птицы, нас ничто не держит, – она протянула Милли бутерброд. – Мы не задержимся тут надолго.

      – Честно-честно? – по-роански спросила Милли.

      – Честно, – ответила Делоре по-ровеннски.

      ПН. 9 дней до…

      Делоре разбудила пронзительная трель будильника. Очередной понедельник… она со вздохом подняла голову с подушки. Одеваясь, она вспоминала свой сон. Ей снилось, что она мужчина. Ну мужчина и мужчина, ничего особенного