Золотой ключ, или Похождения Буратины. Часть 3. Безумный Пьеро. Михаил Харитонов

женщин забросили. А вообще-то всё наоборот было.

      Лиса подняла ушки. Кот тоже заинтересовался и попросил подробностей.

      – Видите ли какое дело… – начал Тихон. – Мы, вуглускры, жили тихо, никого не обижали. Но однажды…

      Факин шит!

      – Этот последний был, – огорчённо сказала жаботка-гардеробщица, принимая обратно китель.

      Арлекин злобно уставился на огромный театральный гардероб, где висело с полусотню разных мундиров, шинелей, форменок на все основы. Ничего из этого ему не подошло. Брюки были ещё туда-сюда, а вот с верхней частью случился полный афронт. Всё, что было хомосапого в театральных запасниках, сидело на педрилке как на корове седло: то рукава коротки, то плечи широки, то по спине шла складка шириной с ладонь. С отчаяния он даже примерял старинный капральский казакин для рептилий. Как ни странно, он-то как раз сел по фигуре, вот только на мундир полковника Аморалеса эта штука не походила ни в коей мере.

      – Больше у нас ничего нету, – вздохнула жаботка.

      – Как это нету? И что вы нам делать прикажете? – крокодил клацнул пастю.

      – Не знаю. Наверное, шить, – жаботка совершенно не впечатлилась гневом интеллигента.

      – Шшшит? – прошипел режиссёр, то ли по-русски, то ли по-английски. – Факин шит! – уточнил он.

      – За три дня управимся, – заявил театральный портной, долгоносик по основе. – При условии оплаты сверхурочных.

      – Какие три дня?! – взвился крокодил. – У нас есть три часа!

      – За три часа, – обиженно сказал долгоносик, – я могу снять с этого существа мерку. И рассмотреть общую концепцию…

      Режиссёр молча и страшно вцепился зубами в занавеску.

      Я вообще-то как бы с Тора-Боры

      Грустная история, которую поведал Тихон, была такова.

      Когда-то вуглускры считались преуспевающей основой, высококультурной, не склонной к насилию, зато очень симпатичной. На скептические взгляды гостей Тихон ответствовал, что он уже старик, к тому же страдающий всякими стариковскими хворями. А в молодости он был не серым и волосатым, но белым и пушистым. Самки вуглускров тоже были всеми любимы – гладкобокие, любвеобильные, с врождённым талантом делать минет и выпекать сдобу. Единственным их недостатком – долго принимаемым за достоинство – была чрезмерная доверчивость. Что их и погубило, когда появилась некая пророчица, именем Сулико Добсон. Кто она была по основе, непонятно, откуда взялась – тоже. Зато у неё был дар вызывать к себе доверие. Начинала она как базарная воровка, потом стала фокусницей. Покрутившись там и сям, она нашла себе подходящую жертву – милых и доверчивых вуглускриц. Среди которых начала проповедовать своё учение. Состояло оно в том, что все самцы прокляты Дочкой-Матерью, которая сама самка и любит только самок, а самцов ненавидит за какие-то их преступления. Что это за преступления, Сулико говорила только уверовавшим – и почему-то на английском. Например, молитвенное созерцание икон Дочки-Матери эта самая Лиза называла “лукизмом”. Ещё был какой-то “абьюз”, “менсплейнинг” и разные всякие другие слова.