Золотой ключ, или Похождения Буратины. Часть 3. Безумный Пьеро. Михаил Харитонов

всего получилась какая-то ерунда… – она умолкла.

      – Я ничего не понял, – сказал кот. – Вот совсем. Ни единого слова.

      – Я тоже не поняла, – призналась лиса, вставая и отряхиваясь. – Давай лучше про нас.

      – Ну, – подтвердил кот. – Что случилось, когда я за дублоном побежал?

      – Ты почти добежал, – сказала лиса. – Потом свалился. Хася мне объяснила, что это у тебя электричество пробило. Ты бы сгорел, наверное. Если бы не Хася. Она пламя задержала. Потом открыла окно сюда. Ты без сознания был. И обгорел. Но она тебя вылечила.

      – А тебя она вылечить не могла? – тут же спросил кот.

      – Пробовала, – Алиса грустно опустила лицо. – Не получилось. Она про мою болезнь ничего не знает. Вот ожоги она лечит, раны всякие. Роды принимать умеет. А так – нет. Говорит, Дуремар Олегович пусть попробует. Она его уважает. Даже любит немножко, наверное. Но долго с ним не может. Он слишком хороший, ей с него невкусно.

      – Не такой уж он хороший, – буркнул Базилио. – Постой, погоди, – вспомнил он. – Так дублон-то где?

      – У тебя, – повторила лиса. – Внутри. Ты ещё глотать не хотел.

      – А зачем? – не понял кот.

      – Ну как зачем? – удивилась лиса. – Тут же Зона. Могут напасть разные. Особенно на тебя. На тебя же уже нападали.

      – А! – до Базилио, наконец, дошло. – То есть, если я его через себя пропущу, можно сделать много Электрических Котов?

      – Не то чтобы много, – сказала лиса с сомнением. – Но всё-таки два или три лучше, чем один? Пусть тебя будет больше.

      Лис в своём репертуаре

      Фингал Когтевран, филин по основе, и.о. директора Института Трансгенных Исследований, сидел на гостевом насесте в кабинете губернатора Города. И ощущал себя оскорблённым. В лучших чувствах.

      Лучшими чувствами у него – как и у любого существа птичьей основы – были зрение и слух. Они-то и страдали.

      Нет, сам-то кабинет был спроектирован весьма удачно. Четырёхугольная коробка с двумя дверями без окон, в которой не было ни одного опасного предмета. Зато была огромная золочёная люстра, увитая искусственным плющом, зелёные обои с вертикальными золотыми полосками, зелёные с золотом шторы, прикрывавшие, видимо, вторую дверь. В огромном камине пылал огонь, но оттуда не веяло теплом и не было слышно треска горящих поленьев. Скорее всего, это была голограмма – совсем как в институтской лаборатории в корпусе одиннадцать-бе, Когтеврану хорошо знакомой по посиделкам с доктором Коллоди.

      Всё это было бы вполне терпимо, хотя и аляповато. Но стол! Хозяин кабинета заказал себе огромный письменный стол в стиле рококо, из-под которого выглядывали две суровые канцелярские тумбы, совершенно не совместимые с плавными линиями столешницы и ножек. Стол был придвинут к обитому зелёным бархатом канапе с двумя подушками. Третья подушка лежала между тумбами на полу. Острый взгляд Фингала приметил на полу короткие рыжие волосы. Похоже, кто-то долго стоял на этой подушке.

      А на канапе лежал в свободной позе Лавр Исаевич Слуцкис. И оскорблял слух, похрапывая и смачно сипя носом.

      Когтевран