Королек – птичка певчая. Решад Нури Гюнтекин

был родственник, мой кузен собственной персоной. Мне кажется, оплеуха была заслуженная. Не дай Аллах, если бы об этом узнала тетка Бесимэ… Что бы она со мной сделала!

      И все-таки надо сказать, жилось мне в особняке совсем не спокойно.

      Так как положение мое возвысилось, в один прекрасный день мне вдруг отвели более красивую комнату, заменили занавеси, кровать, гардероб. И конечно, я не смела спросить о причине подобного внимания.

      Однажды нам предстояло поехать в экипаже на свадьбу в Мердивенкейю. Народу набралось довольно много, и я заявила:

      – Сяду с кучером.

      В ответ раздался хохот. Я покраснела и покорно полезла в экипаж.

      Иногда, как и прежде, я ходила на кухню, чтобы стащить там горсть сушеных абрикосов или какие-нибудь фрукты. Противный повар подтрунивал надо мной:

      – Что тебе надо, ханым? Скажи прямо. Тебе уже не подобает заниматься воровством.

      Хотя мне никто ничего не говорил, но я уже не смела зазывать к себе в гости ребят с улицы. А чтобы в кои-то веки раз залезть на дерево, мне приходилось прятаться ото всех, дожидаясь темноты.

      Но самым несносным был, конечно, Кямран.

      Последние дни моего пребывания в особняке прошли, можно сказать, в том, что мы играли в прятки. Кузен искал случая поймать меня наедине, а я всю свою хитрость употребляла на то, чтобы помешать ему это сделать.

      Я часто отказывалась от прогулок в экипаже, которые он мне предлагал. Если же он бывал слишком настойчив, я тащила с собой, помимо Мюжгян, еще кого-нибудь и по дороге без конца болтала именно с ними.

      Я не была уверена в Мюжгян: она могла начать какой-нибудь ненужный разговор или даже сбежать, оставив нас наедине.

      Однажды Кямран сказал мне:

      – Тебе известно, Феридэ, что ты делаешь меня несчастным?

      Я не выдержала и спросила:

      – Это теперь-то?

      Вопрос был задан с таким комическим изумлением, что мы оба рассмеялись.

      – Я бы хотел хоть раз от тебя услышать то, что ты говорила Мюжгян. Мне кажется, это мое право.

      Я закатила глаза, притворившись, будто не могу вспомнить, о чем говорила с Мюжгян, подумала и сказала:

      – Так. Но ведь Мюжгян девушка… И, если не ошибаюсь, ваша послушная раба. Нельзя каждому говорить все, о чем мы с ней болтаем.

      – Разве я каждый?..

      – Не поймите неверно… Хотя вы мужчина женского типа, но все-таки вы мужчина! А то, что говорится подруге, мужчине не расскажешь.

      – Разве я не твой жених?

      – Очевидно, мы расторгнем обручение. Вы ведь знаете, я терпеть не могу этого слова!

      – Вот видишь, я был прав, назвав себя несчастным. Я даже не смею слова сказать, боюсь опять получить пощечину. Но в моем сердце живет чувство, которого я не ощущаю ни к кому, кроме тебя…

      И тут я поняла, что вот-вот окажусь в западне, которой так умело избегала столько времени. Продолжи я разговор и дальше, у меня бы начал дрожать голос или я совершила бы какое-нибудь страшное безумство. Не дав Кямрану договорить, я бросилась вон на улицу.

      Мне