Небо на ниточке. Роман-дневник. Вета Ножкина

а у кого его нет, – улыбалась она, – А потом, уже в конце года как-то внезапно начала худеть, думала, что просто конец учёбы, нервы, зачёты, экзамены, анау-мынау… и вначале даже обрадовалась, – о! классно, накануне лета! – это же здорово, можно будет на море перед подружками повыпендриваться… Хотелось накупаться вот так, чтобы на всю жизнь… И я купальник такой классный купила! Но куда-то силы стали пропадать. А потом появились какие-то боли в желудке. Пошла кишку глотать… а они мне говорят – эмэртэ надо сделать, онкомаркёр надо сдать… Ну, и закрутилось…

      Мира опустила ноги с кушетки и как-то неестественно пережала пальцами рук живот. У неё почти вся талия уместилась в обхвате пальцев.

      – Тебе может трудно об этом говорить? – спросила я.

      – Не-етт… Если честно, мне наоборот, хочется выговориться… Я, простите, что вам на уши присела… Просто вот вы, кажется, можете выслушать… Ой, чё-то я разболталась… А у вас дочка красивая. И там парень вчера был – это её муж?

      – Это мой сын…

      – А я вот теперь и не знаю – будут мне делать операцию или нет?!

      – А почему не сделали до сих пор?

      – Вначале говорили, что опухоль нужно собрать… А потом, после четырёх курсов химии сделали эмэртэ и решили, что надо ещё химичить… Вот уже восьмой курс. Говорят, что процесс приостановился…

      В конце длинного коридора показалась санитарка из столовой, она заглядывала в палаты и, по приближении к нам, услышали её слова:

      – На ужин! Девушки, женщины, – на ужин…

      Меня начало мутить от одной мысли о еде, я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Из нашей палаты выглянула Раиса Алексеевна:

      – Анечка… вы здесь?! На ужин пойдём?

      – Нет, Раиса Алексеевна, я не пойду…

      – Ну, давай, я возьму тебе, а если попозже тебе захочется поесть – разогреем в микроволновке…

      Я с трудом сдержала себя, зажала рот, чтобы из меня нечаянно не сфонтанировало содержимое меня же, и быстро пошла в сторону туалета. Я чувствовала, как Мира и Раиса Алексеевна смотрят мне вслед…

      Всю ночь там и просидела.

      Сильно распирала печень. Я теперь чётко знала – где она находится, и даже могла ощупать её контуры. В два часа ночи, когда уже совсем было невмоготу терпеть – написала сообщение Гале в Питер. Галя, как будто ждала, и ответила сразу. Мы переписывались часа три. Она сообщала мне, что нужно сделать, чтобы убрать боль. Легче всего становилось, когда я представляла, что «беру» свою печень в руки и прополаскиваю её в проточной прохладной воде. А когда я вставляла её на место, нужно было её немного согреть. На батарее туалета я грела небольшое полотенце и прикладывала на подреберье. Совсем уже под утро, измождённая, трясущаяся, поплелась в палату. Раиса Алексеевна спала, свернувшись калачиком – «как ребёнок», подумала я. Мне бы тоже вот так свернуться, но не давал это сделать бандаж, который нужно было носить после операции ещё минимум пять месяцев.

      Часа через два в палату заглянула санитарка и, увидев, что мы ещё