Мне больно, Олег!. Марта Зверева

легче дышать. Тяжелое внимание у мужика! – Вот эта цепь еще.

      Цепь он дергает на разрыв, напрягаясь так, что бицепсы чуть не рвут рукава футболки. У меня во рту пересыхает, когда я вижу его огромные руки. Смотрится даже немного нереально, у него ж, блин, рука толще моего бедра!

      Он хищно оглядывается, ловя мой жадный взгляд, и я не успеваю отвести глаза. В одну секунду между нами проскакивает молния, и меня с ног до головы затапливает страх. Словно я сама себя уже представляю в этом ошейнике и на цепи.

      – …а если нужны намордники, то вот тут… – все это время мама продолжает разливаться соловьем, и мужчина поворачивается к ней, оставляя меня стоять на подрагивающих ногах.

      – Намордники… – он задумчиво берет кожаный намордник, вертит в руках, будто не понимая, что с ним делать и отбрасывает в сторону.

      Взгляд его падает на соседний стенд.

      – А это что? – спрашивает он и тянется туда.

      – Это… для кошек, – с некоторым недоумением говорит мама. – Дразнилка из бамбука с перьями.

      Он берет длинную и тонкую бамбуковую палку с привязанным к ней хвостиком из перьев и вдруг размахивается так, что она свистит в воздухе. Зло, опасно свистит, я даже вздрагиваю.

      – Возьму, – говорит мужчина и резко хлопает себя по ладони. Я морщусь, это ведь больно!

      – У вас и кошечки есть? – подлизывается мама.

      – Есть… – медленно говорит он. – И кошечки есть… Много.

      – Хорошо, когда в доме много животных! – радуется мама, всплескивая руками и протискивается обратно к прилавку.

      Пока мужчина выбирает себе еще несколько дразнилок, она шипит мне на ухо:

      – Иди, дура, оформляй все быстро и глазками постреляй! Телефон у него возьми!

      Я вздыхаю, но… Не вызывает у меня протеста мамина просьба. Мне даже… хочется потрогать его мускулы. Один разочек. Одним пальчиком!

      – Вы не хотите оформить скидочную карточку, – улыбаюсь я, чуть-чуть наклоняясь над прилавком.

      Мужчина равнодушным взглядом проходится по ложбинке между грудей, которая в таком положении ему особенно хорошо видна и коротко отвечает:

      – Не хочу.

      – У нас есть рекламные буклеты лучшей в городе клиники для собак и…

      – Мне не нужна клиника, – обрывает он меня.

      – Вашим собачкам… и кошечкам.

      – Им тоже не нужна клиника.

      – Какой же вы хозяин! – заявляю я, уже толком и не зная, кокетничая больше или всерьез сердясь.

      Он протягивает руку, чтобы забрать у меня пакет со своими покупками и вдруг встречает своими темными глазами мой взгляд.

      – Плохой… Очень плохой хозяин, – медленно говорит он, пока я, как завороженная пялюсь в его непроницаемые черные омуты. Не сразу соображаю, что надо разжать пальцы, и он делает это за меня. Резко. Сильно.

      Больно.

      Я ойкаю и отскакиваю назад, выпуская наконец пакет.

      Мать прыгает на меня как дикая тигрица:

      – Она что-то не так сделала?! Сейчас все исправим, не сердитесь!

      Но мужчина уже не смотрит