Буферная зона. Виктор Иванович Зуев

чайка медленно кружилась над неспокойным морем описывая зигзаги на одном месте. Она плавно поднималась вверх с восходящими потоками океанского ветра, поднявшегося после тропического циклона, затем скользила вниз, крутя головой по сторонам в поисках съестного на мутной поверхности, почти коснувшись воды, клювом подхватывала полудохлую рыбешку и опять набирала высоту. И так продолжалось бесконечное количество раз, что усиливало тоскливую сырость морской панорамы после шторма. Остальные чайки сидели на мокром песке многочисленными белыми комочками, а некоторые прохаживались вдоль прибоя, высматривая снующих в мокром мусоре рачков, и ловко склевывали их за секунду до исчезновения в морской пене. По самой кромке прилива торопливо бегали один за другим шесть куликов на тонких ножках, ища своими длинными клювами погибших рыбешек в выброшенных штормом водорослях.

      Эта пограничная, нейтральная, ничейная, сырая полоска между морем и сушей, между водой и землей, странствиями и спокойствием, между хаосом и стабильностью, между добром и злом позволяет некоторым животным, птицам, насекомым и людям безбедно жить в пучине событий, умело лавируя в пограничном переходе из одного состояния в другое. И если для основной части живых существ резкие перемены в природе или обществе грозят катастрофами, то для них бурлящая окружающая действительность – благо, стабильность и покой для них – это смерть, а революционная активность (всё равно на чьей стороне, главное всегда быть в переходном периоде) гарантирует славу и процветание среди простых смертных.

      Морской пляж был мрачный и безлюдный, и только один человек стоял на берегу и пристально смотрел на набегающие океанские волны, будто ища в них что-то, и наблюдал, как в небе парит одинокая чайка. Он был среднего роста, слегка полноватый, в черном плаще с поднятым воротником, а на его голове была надвинутая на брови кепка с длинным козырьком, которую он постоянно придерживал рукой, чтобы не сорвало ветром. Полы его плаща развевались и были забрызганы водой, но мужчина не обращал на это внимания, продолжая неподвижно стоять, склонившись против ветра, как ворон, будто желая взлететь над морем по упругим восходящим воздушным потокам…

      Звали его Олег Альбертович, но все почему-то всегда называли его Олеша, возможно, за мягкие, женственные черты округлого лица: большие, как у теленка, темные выпуклые глаза, маленький острый нос и пухлые алые губы, края которых всегда были приподняты, как в улыбке. Говорил он быстро, тенорком, стремясь сказать всё, что думает, за короткое время, пока его не прибили более опытные и грубые ораторы. Любил едко пошутить над товарищами, несмотря на то что ему часто доставалось от них за насмешки и иронию. Олеша любил такое состояние природы, когда всё вокруг движется и грохочет, и у него самого возникало желание, глядя на буйство стихии, что-то совершить, куда-то бежать, кричать или хохотать. Он не обладал большой физической силой, сторонился брутальных парней и их ночных сборищ, не обладал выносливостью, дающей возможность заработать денег упорным трудом как надежным средством стабильного существования.