Алкогольная независимость. Андрей Савченко

стоило только пригубить, по жизни Иван Жорчик, как и полагается всем закидывающим за воротник честно завидовал богатеньким представителям породы человеческой. Не скрывая своей антипатии, он изредка портил дорогое имущество обеспеченной породы.

      «На дело» ходил строго трезвым. Шатаясь по городу и окрестностям, выискивал очередную жертву. Никто его не воспринимал за угрозу. Не пойман – не вор. Число похожих подозреваемых росло. Страна уверенно развивалась в направлении широкомасштабной деградации.

      Свой арсенал Иван неизменно носил в кармане: хорошо заточенный перочинный нож, что легко нарезал хлеб, помидоры и покрышки стоящих без присмотра авто, и тонкое полированное шило из калёной стали. Царапины на кузове и стекле выходили изящные и глубокие. В расход шли зеркала, брызговики, фонари, дворники – любое внешнее оборудование. Стоило беспечной жертве попасть на глаза и оставить открытым транспорт, считай, пропал салон. Рваная кожа, резаный велюр, деревянные вставки с гадкими надписями обеспечены.

      Преступника разыскивали и прозвали Партизаном. Часть элиты хотела закопать его, а один местный авторитет даже назначил вознаграждение за поимку вредителя. Но Иоанн, будучи в поле чьего-либо зрения, только царствовал и не грешил порчей дорогостоящего транспорта. Царство его состояло из громоздкого домашнего кресла, которое он торжественно таскал на себе на городской пляж, выносил в парк или буднично во двор своей девятиэтажки. Он презрительно косился на владельцев переносных шезлонгов и кресел в пространстве народного отдыха.

      Иван не делился мыслями ни с кем, иначе давно был бы продан ненасытным владельцам авто, домов, заводов, пароходов и прочих причин головной боли. Дружков при себе не имел, собутыльников гнал прочь. Спирт утихомиривал внутреннего завистника, крепче впиваясь в горло.

      Слезы застилали его краснеющие глазки, когда по реке против течения плыла моторная лодка или что побольше. В душе моряк, Иоанн представлял флот Петра Первого, широкие просторы морей, парусники с пушками на горизонте, сколько хватает глаз – и всё это твоё, капитаны ждут царский приказ…

      Вода была отдушиной, святыней, и плавательные средства находились под её протекцией. Слезливый взгляд Иоанна становился туманным, заглядывая в далёкое прошлое. Он видел бои и победы, захват вражеских суден, торжественные возвращения из морских походов…

      Зависть смывалась слезами и водой, когда он бывал у реки… Дабы Иоанн не стал Грозным, без продолжения.

      Слёзы

      – Что с этим? – майор Щурко засунул свой вездесущий нос прямо в бумагу, доставленную из морга. Как всегда без очков, он жмурился для появления фокуса, но вчерашний «праздник» направлял слабое зрение в полное непонимание и лёгкое слабоумие.

      – Э-э-э, напасть! – еле слышно прорычал он сквозь сцепленные от головной боли и рези в глазах зубы, погромче рявкнув:

      – Суслик, докладывай!

      Молодой тощий отпрыск генерала, с виду курсант-первокурсник, надеждой которого вне стен управы, где властвовал его папаша, был только Макаров, нелогично торчавший из его хлипкого туловища, собирался включить речевой аппарат. Выпяченные из орбит глазища голодного выходца лагеря военнопленных могли озадачить любого и вызвать сострадание.

      – Э-э, да тут такая история…