Друг. Константин Сергеевич Логутов

зашли внутрь.

      Внутри столовой желтые унылые потолки уже завесили цветными лентами и мишурой, стены украшают прилепленные на клейкую ленту стилизованные бумажные елочки – девочки постарались на славу. А где-то из кухонной доносятся их звонкие голоса, звучно лязгают металлом ножи и поварешки, в воздухе витает запах пищи. Три длинных стола выстроились в ожидании блюд, в углу стоят ящички с алкоголем. Я улыбнулся.

      С Новым годом, друзья!

      *      *      *

      Праздник удался на славу. Сначала все сидели и просто ели, по армейской привычке отправляя в рот всё, что находилось в пределах досягаемости рук. Затем, утолив голод, народ повеселел, в ход пошел второй ящик водки, которой Крабов запасся в самый раз. Заиграла музыка, потом один из капитанов-подручных Крабова, изрядно захмелевший, произнес тост, правда, на середине забыв его, закончил совсем другим. Никак не обратив на оплошность внимания, офицеры, забыв про плохое, добродушно общались между собой, при этом совсем не платонично поглядывая на шныряющих туда-сюда девчонок. Совсем стерлись различия между батальонами и ротами, между капитанами и лейтенантами. Ближе к двенадцати Крабов включил головизор, и в течение десяти минут мы смотрели на голографию доблестного генерального председателя Совета, залившего страну кровью девятнадцать лет назад, слушали его речи про удачный год, могущество космополитического строя и всеобщее равенство. Потом часы пробили полночь, еще раз прошлась волна тостов, и офицеры бросились в пляс на импровизированном танцполе между столами. Новый год мы встретили хорошо, и, что тут сказать, хороша была та смазливая медсестричка, что подсела ко мне во время шумного застолья… Та самая, что не хотела как-то осенью меня пускать к раненому Петрухе. К моменту, когда подполковнику Бахмутову взбрело в пьяную голову проверить стрелковые навыки офицеров на соревновании, я вышел из кухонной подсобки довольно подуставший. Было достаточно холодно – зимой в пустынном климате Туркестана ночью температура падает до минус пяти. Зато свежий воздух меня взбодрил, и к началу соревнований я был готов на все сто.

      Во время которого, кстати, большинство офицеров еще раз продемонстрировали свое неумение пользоваться элементарно пистолетом Матроскина. Не будь оба комбата навеселе, не избежать бы тогда всему составу выволочки за непрофессионализм. Начав с дистанции в тридцать метров – начальная прицельная дистанция ПМ-90 – дошли до ста. Большинство офицеров вылетело еще до пятидесяти, кроме пятерых участников: обоих комбатов, мрачно-трезвого капитана из разведвзвода, меня и… Воронцова. На ста метрах вылетели, не набрав нужных очков, Бахмутов и командир разведчиков.

      Крабов приказал достать из оружейки скорострелки. Немецкий пистолет-пулемет H&K с прицельной дальностью в двести метров начали испытывать со ста. Все набрали по десятке.

      Сто пятьдесят метров – все по десятке.

      Двести метров – по пьяни я промахнулся, набрав восемь