Пакс. Дорога домой. Сара Пеннипакер

тарелки, сверху поставил блюдо с недоеденным пирогом и отнёс на кухню.

      Вола вошла вслед за ним.

      – Знаешь, Питер, он стареет. Когда-нибудь, если ты захочешь… – Она посмотрела в окно, в сторону его хижины, сада, земли за садом.

      – Нет. – Питер вдруг понял, что она сейчас скажет. Что настанет время, когда его деду нужна будет помощь. И что Питер сможет тогда забрать его к себе и построить здесь жильё и для него тоже – место есть.

      Он знал, что будет, если она это скажет. Он начнёт воображать, будто ему здесь надёжно и спокойно, будто у него есть семья. И он расслабится, его бдительность притупится.

      Но нет, он не собирается расслабляться.

      Он внезапно понял, что всё здесь – Вола, хижина, которую он для себя построил, город, к которому он начинает привыкать, его дед, Бен, все остальные – всё это вместе для него слишком опасно.

      Ещё месяц назад он бы не знал, что с этим делать. Сейчас – решение очевидно. Он просто не вернётся сюда.

      А переедет после лагеря в свой старый дом. И будет жить там один. Вот там ему будет безопасно. А сюда – не вернётся.

      Он вышел на веранду и забрал свой спальный мешок.

      На кухне Вола убирала остатки ужина.

      – Посплю сегодня у себя, – сказал он.

      Вола кивнула, будто ждала этого. И протянула ему кусок пирога, завёрнутый в вощёную бумагу.

      – Это если вдруг проснёшься среди ночи от голода.

      Проходя мимо сарая, Питер зашвырнул пирог подальше в бурьян.

      11

      Пора.

      Пакс потянулся, блики вечернего солнца пробежали по шерстинкам. Ветер южный; он поможет передвигаться скрытно и предупредит об опасностях. И хорошо, что нет луны: под покровом темноты спокойнее. Вчера ночью Пакс добыл двух уток, они в тайнике, а в поле ещё осталась картошка, а в амбаре живут жирные мыши, так что Игла и щенки голодать не будут.

      Он обновил свои метки, чтобы в его отсутствие никому не вздумалось посягать на его территорию, потом направился в логово. Щенки не спали – кормились. Они уже так выросли, что Игле пришлось вытянуться поперёк норы, чтобы все трое поместились. И к тому же, понимал Пакс, скоро они насытятся и начнут рваться наружу – так ей легче будет за ними уследить, чтобы они не разбежались и не попали в беду.

      Пакс прижался щекой к щеке Иглы. Ухожу сейчас.

      Он толкнул носом каждого из щенков, пообещал, что вернётся, и велел слушаться матери. Все трое подняли молочные носы, чтобы коснуться отцовской щеки. Потом сыновья продолжили кормиться.

      А маленькая лиска, извиваясь, выползла из-под братьев и стала пробираться к выходу – за отцом.

      Нет, оставайся. Я вернусь. Пакс ушёл, но на углу сарая он всё же оглянулся. Дочь стояла перед крыльцом, щурясь на солнце. Её шубка – ярче, чем у двух других щенков, почти такая же яркая, как у матери, – вспыхивала в закатных лучах. Лиска выставила уши торчком и побежала к отцу.

      Пакс вернулся, ухватил её за загривок, отнёс в логово. Игла прижала дочь лапой к животу и, когда он снова уходил, держала крепко.

      На