Тропой мужества. Владислав Стрелков

голыми руками… на танки… – зашептал Черных, часто вздрагивая, – мальчишки ведь… не жили еще…

      По морщинам побежали слезы, чернея от впитанной пыли и копоти. Седые усы и борода намокли и потемнели.

      – А сержант-то как свечка… Господи! – и рука сотворила крестное знамение. – Господи, помяни во Царствии Твоем православных воинов, на брани убиенных, и прими их в небесный чертог Твой, яко мучеников изъязвленных, обагренных своею кровию, яко пострадавших за отечество…

      Частый перестук выстрелов насторожил. Черных всхлипнул последний раз и посмотрел в ту сторону. Нет, это не перестрелка. Немцы раненых добивают. Или в трупы от злости палят. С них станется…

      – Сволочи… – с ненавистью процедил Кондрат Степанович. – Сволочи! Сволочи!

      Еще выстрелы, уже ближе. Надо спешить – немцы начали прочесывать лес.

      Злость придала сил. Взвалив бойца на себя, дед дотащил его до схрона, бережно положил на землю, затем приподнял створ, закрепил его упором, после чего подхватив раненого под руки, затащил внутрь.

      – Вот и добрались… – сказал Черных, беззвучно закрывая створ. – Тут они нас не найдут.

      Он и сам этот схрон не нашел бы, если б не оступился и не упал в неглубокую впадинку рядом с кустом орешника. Кто-то очень постарался, строя это укрытие, в которое прятали оружие, боеприпасы и продукты. Правда, продуктов давно нет. Остались винтовки, револьверы и патроны к ним.

      Кондрат Степанович пристроил бойца на расстеленном тряпье, сам бессильно привалился к ящикам и с минуту сидел, пялясь в полутьме на закрытый выход. Потом спохватился – из ящика справа достал два нагана, оттуда же хватанул патронов, сколько в руку попало, и принялся заряжать револьверы. Рядом шевельнулся боец.

      – Где я? – прохрипел он.

      – В схроне, сынок, в схроне.

      – А…

      – Тс-с-с… – приложил палец к губам дед, затем ткнул им вверх и прошептал: – Немцы. Потерпи, парень.

      После чего направил оба револьвера на выход и принялся ждать.

* * *

      Вася слетел с кушетки и начал стряхивать с себя пламя и не сразу понял, что огонь только кажется.

      – Вот… напасть… – пробормотал он. – Где это я?

      По лицу тек пот, затекая в глаза. Вытерев лицо он, наконец, смог осмотреться. Но сразу ничего разглядеть не смог – в глазах двоилось, и голова шла кругом. Посидев немного с закрытыми глазами, вновь осмотрелся.

      – Дома! – выдохнул Вася.

      В лаборатории стояла тишина и царил сумрак. Перед светящимся монитором разглядел дремавшего Пашу. А Жуков где? И сколько времени? Разглядеть стрелки на настенных часах не удалось.

      Маргелов с трудом поднялся, но сделав шаг, рухнул на пол.

      – Что это со мной? – пробормотал Вася. – Как после ранения…

      Тело отказывалось повиноваться, словно отвыкло от своего хозяина, онемев от макушки до кончиков пальцев. Маргелов принялся массировать руки, затем перешел на тело и чуть не взвыл. Бока отозвались жжением. Тихо матерясь, Вася задрал