Оковалки. Тайна Фрейда. Игорь Олен

он посмотрел вокруг. Ночь. Второй этаж дома, где он жил с Дашей, сплошь залит светом; значит, у водочника гости… Вот они вышли, в белых костюмах, с шумными дамами, погалдели, разъехались; страж закрыл дверь за боссом. Кронов помедлил и отвернулся. Строй стилизованных фонарей из бронзы лил лучи на известный до рвоты, хрестоматийный, так сказать, пруд, где плавали парой лебеди. Пахло маем… В доме направо плакал рояль, часть григовского концерта. Верно, Старик играл, тот Старик, какового он помнит с раннего детства как старика. Старик был всегда старик и играл для себя. Известнейший физик возрастом лет под сто, когда-то он схоронил детей и играл с тех пор. Он держался отшельником; а ещё был высок, в одежде от лучших брэндов. Он вызывал почтение. На прогулках с ним рядом шли бодигарды от ФСБ. В трудах его крылся математический строй вселенной. Свой миллион, твердили, он получил ещё до войны. Старик был символ. Если умрёт, твердили, – мир прекратится.

      Кронов, при Брежневе, как-то был в оперетте с матерью; опереточный светлый дух, сулящий любовь и счастье, околдовал его, недолетка.

      «Карамболина, Карамболета,

      ты королева-а красоты-ы-ы»…

      «Всё-ё это был лишь со-он, мне-е до-орог он»…

      «Севастопольский ва-альс, золотые деньки-и»…

      «Зачем мечтать напрасно, на свете счастья нет»…

      Да, счастье. В жизни, в искусстве все его ищут. А его – нет. Реформы, прожекты и революции, философии, этика ищут счастье. Люди живут для счастья, не для труда и войн.

      А его таки нет.

      – Играет, Старик-то…

      К кроновской «двойке» брёл с сигаретою едва видный в тени от лип, заслонявших фонарь, сосед, приземистый, крепкий, стриженый, лет за сорок, Сашин отец, полковник из МВД, начальник ОБЭПа округа. Он свернул к своему «Cherokee» полюбоваться, втуне сравнить его «двойкой» Кронова; а потом засмеялся и произнёс: – Кому он оставит эти хоромы-то, наш питейный барон? Отжал этаж, а своим габаритом только для гроба… Что, отдыхаешь? Дашка не дома? Сашка пропал с утра.

      – Я свою утром видел, – Кронов ответил. – В школе. Там был и Саша. Оба пошли куда-то… Дети есть дети.

      – Дети-то дети, а понесёт в подоле, ты не ходи ко мне. Как ведь: сучка не всхочет – фалик не вскочит, – вёл сосед пошлое, да и малоприятное. Он, не местный, жил здесь, в старинном статусном центре, так как «взлетел в верха» в силу свойств своих, адекватных напору и агрессивности.

      – Ярлыки раздал? Даша с Сашей друзья, не больше, – хмурился Кронов.

      – Я не с того, – прервал сосед, – что твоя дочь хуже. Просто итог иной. Сашка – кто? Он хромец больной. Сашке нужно учиться, образование. Он и так лентяй, хоть в отличниках. А ещё… Без обид прими… – И сосед замялся. – Тут наблюдательность ментовскáя: Даша, я видел, вышла из «бэхи». Есть у тебя кто с «бэхой»? Тут вообще блуд в центре. Шваль и ворьё – все в центр бегом… – указал он на типов, что отирались возле пруда. – Спроси их – с Кавказа либо с Берди