Крошеная эстетика. Спектр. Виолетта Анатольевна Гапонова

посреди своей огромной пасти—преддверии бездонного чрева, поглотило весь источаемый страстью и нежностью свет…

***

      Колючая тьма апрельского вечера впивалась в шею, приковывая слух к красноречивой тишине, стальным холодом обвивала запястья и, ударами сердца, вместе с искрами сигареты, ежесекундно разбивалась об асфальт. Я дышал—и не мог насытиться, слушал—и не мог выбежать, хватался за воздух—и не мог высвободиться из тисков сладчайшего и самого жестокого чувства…

      Шёл пятый вечер до начала конца.

***

      Облака пропитались вишнёвым вареньем, а у горизонта был намазан черничный джем, и деревья озябшими тонкими пальцами соскребали сладкую патоку с керамической крышечки неба. Некоторые из них уже засахарились и стояли, хрупкие, стремясь раствориться в ближайшем весеннем дожде. Но будущее не спешило приходить, и ноги лишь вязли в ночной карамели, под утро непременно обращающейся в грязь. Сахарный сироп, стекавший по трубам, скапливался в уголках глаз, грозя прийти растворяющим мечты ливнем, и я боялся, ужасно боялся потерять…

***

      Апрель наполнен самым пронзительным одиночеством. Ни в одном месяце нет столь тягостного уединения: шуршащего печалью в густой зелёной листве, ядовитым конденсатом свежего воздуха стекающего по стенкам лёгких, изрывающего душу на тонкие полосы, с предельной жестокостью гнобящего самосознание. Это глубокое, бездонное, беспросветное одиночество есть лишь в золотисто-розовых закатах апреля, в их безразличной близости, обманчивой яркости и в холодной нежности вечернего воздуха…

***

      Тусклый свет фонаря, взвешенный в густой весенней темноте, пудрой рассыпается по гардинам. Я вижу в его едва уловимом движении мягкие изгибы твоей облачённой в полумрак фигуры, соблазнительной и неприступной; слабые тени собранного тюля напоминают и жестоко подчёркивают нежную бархатистость светлой кожи; мягкая тьма, осевшая в глубоких складках портьер, будто снова соревнуется с цветом твоих волос. Я почти слышу твоё горячее дыхание, чувствую аромат безразличных губ и пленительный запах твоего тела.

      Я близок к тому, чтобы сойти с ума, если это уже не произошло: словно во сне я протягиваю руку и едва касаюсь тебя кончиками пальцев—ты брезгливо отстраняешься.

      Я почти забыл, люблю ли тебя…

***

      Это походило на жуткое двойное прощание: словно гибкая рыба из пруда, она выскочила из прошлого—и, не успел я вздохнуть, как её красивое упругое тело выскользнуло из моих рук, едва коснувшись пальцев в секундном прыжке. Да, всё произошло на одном запоздалом вдохе: тёмные пряди, выбившиеся из пучка густых недлинных волос, касаясь нежной линии знакомой шеи, вырвали меня из реальности едва уловимыми нотами духов, слившихся с куда более утончённым ароматом бархатистой кожи. Стремительное и изящное в своей естественности движение приостановило работу сердечного насоса, поток людей, течение секунд—и обдало холодом безразличия, морозившим воздух ветреной платформы.

      Влекомый её фигурой, мой взгляд