Царская дочь. Сельма Норт

дети, а за ними неспешно поднялись женщины, молодые и пожилые, ведя на поводу ишаков. Они беседовали не тихо и робко, как женщины в ее родном селении, нет! Они шумно перекрикивались, смеялись громко и не таясь. Чтобы не замутить питьевую воду, женщины вымылись сами и выкупали детей ниже по течению. Затем выстирали одежду и, как Лидия, разложили ее на траве, одновременно приглядывая за детьми, чтобы те не приближались к водопадам. Закончив работу и обменявшись всевозможными новостями, они наполнили водой бурдюки из козлиной кожи, собрали постиранное и, напевая, зашагали вниз.

      Мужчины у водопадов не появлялись.

      Впрочем, нет. Когда женщины наконец скрылись из виду, пришел один. С длинной седой бородой и согбенной спиной. Его запыленные ноги были перевиты венами, руки дрожали. В надвигающихся сумерках он подставил под струи бурдюк, жадно напился и снова набрал воды до краев. Затем спустился ниже по течению, разделся и принялся мыть исхудалое тело. Спина его была исполосована глубокими шрамами, какие оставляет после себя кнут.

      День клонился к вечеру. Старик оделся и со вздохом перекинул бурдюк через плечо. Лицо у него было спокойное, с темными, почти черными глазами и горбатым носом, от которого к уголкам рта расходились глубокие борозды.

      Лидия вышла из укрытия.

      Старик испуганно отпрянул.

      Чтобы успокоить его, она тут же склонила голову и смиренно поздоровалась.

      Поняв, что опасность ему не грозит, старик выжидающе посмотрел на девушку и кивнул в знак приветствия.

      Обнадеженная, Лидия почтительно спросила:

      – Неужели, отец, нет у тебя женщины, что носит тебе воду?

      Старик посмотрел ей в лицо. По ее речи он понял, что девушка явилась сюда издалека, а глаза поведали ему, что она молода и прекрасна и вот-вот родит.

      – Нет, – ответил он. – Жены моей давно уж нет на свете, а дочь умерла четыре луны назад.

      – Я могу носить тебе воду. Могу готовить тебе. Могу держать твой дом в чистоте.

      В своем голосе Лидия различила мольбу.

      Услышал это и согбенный старец. Он стоял недвижно. С бороды капала вода. Хитон лип к мокрой спине.

      Лидия подошла к нему и взяла бурдюк из его трясущихся рук.

      – Я могу стать тебе дочерью, отец.

      – Люди осудят нас, девочка из дальнего края.

      Лидия знала, что он прав.

      – Я могу стать тебе женой, – прошептала она.

      Старик устал, жизнь сломала его. Он так и стоял, ошеломленный нежданным предложением этой девочки разделить с ним жизнь и принести с собой ребенка. Ему вспомнился смех дочери, когда она была такой маленькой, что сидела у него на коленях и дергала его за бороду, вспомнилось, как легко было у него на сердце, как счастлив он тогда был. Сколько же с тех пор прошло лет!

      Он посмотрел на Лидию.

      Из-за деревьев к реке подкралась тьма, дневные звуки затихли. В кустах зашуршало, и оттуда, похрюкивая, вышел дикобраз. Люди глянули на него, но не сдвинулись с места.

      Зачем