Холм псов. Якуб Жульчик

называется это место? – спросил Он.

      – Зыборк, – ответила я.

      – Тебе придется приезжать в Варшаву, чтобы не сойти с ума, – сказал Он.

      Там, где сидела старуха, теперь уселся громко дышащий мужик в кофте. Под его ногами голубь сосредоточенно клевал собачье дерьмо.

      Потом мужик отвернулся. Я видела, как Он гипнотизирует людей, просто стоя к ним спиной. Ему достаточно было заговорить.

      – Хватит одного моего слова. Болинский вылетит, а ты станешь начальником отдела, – сказал Он тихо.

      – Болинский – твой друг со времен лицея, – напомнила я Ему.

      – Вылетит, а ты станешь начальником отдела, – повторил Он.

      Прекрасно владел языком тела. Люди, которые проходили мимо или стояли неподалеку, могли подумать, что Он спрашивает у меня о дороге.

      – Одно мое слово. Но и ты должна кое-что сделать, – говоря, Он смотрел на свои ногти.

      Я почувствовала себя словно поучаствовала в съемках редкого по отвратности порнофильма, за который мне потом не заплатили.

      – Я должна идти, – заявила я.

      – Поедешь в Зыборк, но через пару дней позвонишь и скажешь, что не можешь там выдержать и что твой муж остается в Зыборке, а ты вечером будешь в Варшаве. Приедешь в Варшаву и пойдешь со мной на ужин, а потом пойдешь ко мне. А на следующий день будешь начальником отдела, – сказал Он.

      – Ты настолько серьезно настроен? – спросила я.

      – Да, – ответил Он.

      – Почему? – спросила я.

      – Пожалуй, потому что я тебя люблю, – сказал Он, стоя ко мне спиной, и сразу ушел, а я осталась на лавке одна.

      Когда Он уходил, выбросил что-то в корзину: тот подарок, о котором говорил.

      Блокнот или маленькую книжку.

      Мне тоже нужно было кое-что выбросить в корзину, потому я выбросила бутерброд и кофе.

      Солнце теперь разливалось по всей площади, капало с деревьев, насыщало все, а единственное, что я могла сделать, это пойти в киоск за новыми сигаретами и подождать старушку, пока та вернется, чтобы курить вместе с ней, сигарету за сигаретой, глядя в ту же точку, что и она, и, может, через время, когда я успокоюсь, все ей рассказать.

      – Сука ты, – наверняка сказала бы она.

      – Огромное вам спасибо, – наверняка ответила бы я.

      Миколай / 2000 / Страна тысячи упреков

      – Иди, – говорю я ей.

      Потом откликается она, и так мы говорим друг другу, по кругу. Иди. Нет, ты иди. Нет, давай ты иди. Шаг вперед, шаг назад, а в конце концов никто не двигается с места. Мы словно проверяли друг друга, играли в «моргалки», кто первый сдастся.

      Трупак и Быль, то есть Давид и Камиль, лучшие мои приятели, стоят в паре шагов, пьют «бровар» из банок и, глядя на меня, вовсю веселятся. Трупак смеется так, что аж сопли вылетают. Вместе с Трупаком и Былем рядом с нами еще несколько человек, и тоже смеются: или над нами, или над чем-то совершенно другим.

      (Трупак выедет в Шотландию и откроет там предприятие по ремонту мебели. Слегка полысеет и немного потолстеет. Настрогает тройку здоровых и толстых детишек. Быль останется точно таким же болезненно