В эфире. Рубен Самвелович Аракелян

бороду, в очередной раз жадно затянувшись.

      – Это что еще за бред? – спросил сидевший рядом с ним мужчина, поежившись от нового порыва ветра снаружи палатки, – откуда ты это взял?

      Мужчина с трубкой в губах задумчиво пожал плечами.

      – Только что придумал. А что, разве это не так?

      – Нет, дурья твоя башка, не так, – ответил дрожавший на холоде, еще сильнее укутавшись в полосатый халат с шерстяным воротом, – весь мир – вода. И вся его жизнь зависит только от воды.

      Сидевший рядом с уснувшим, высокий и худой мужчина в пробковом шлеме и самолетных очках, спущенных сейчас на тонкую и длинную шею, так же задумчиво покачал головой.

      – Вы оба правы, – сказал он, – мир многогранен. И ты, Ганс, мыслишь верно. Без воды ничего бы не было. Но даже океану нужно дно, чтобы быть океаном, верно? А значит и Питер тоже прав.

      Ганс снова поежился, попытавшись уловить носом частички выдыхаемого соседом дыма.

      – Это все потому, что у тебя нет собственного мнения, – сказал он, презрительно глядя на мужчину в каске, – да, Гораций, ты – человек без собственного мнения. Именно поэтому у тебя все правы.

      – Отчасти ты прав, – ответил Гораций, сняв каску и протерев грязным носовым платком вспотевший под ней лоб, – только лишь отчасти.

      – Ну вот видишь. Опять я прав. Хотя эти мои слова должны были тебя, вроде как, оскорбить. Но потому, что у тебя нет никакой своей точки зрения, ты говоришь, что даже в этом своем оскорбительном мнении я прав.

      – Сдается мне, мой друг, что ты путаешь мой кругозор с твоей точкой зрения.

      – Нам не следует обвинять Горация в том, в чем мы сами повинны не меньше, – сказал еще один мужчина, грея вытянутые вперед руки над дрожавшим огоньком, казавшимся сейчас холодным.

      – Поясни, – настороженно сказал Ганс.

      – Это требует какого-то пояснения? – ответил он напряженным полушепотом, – я думал, что все и так на поверхности. Или кто-то еще сомневается в обреченности этого нашего предприятия.

      – Не нужно так, – сказал Гораций, потупив взгляд.

      – Это почему же? Разве уплаченный нам аванс предполагал молчание? Или может быть беспрекословное подчинение?

      – Уважение, – сказал Питер, все так же не отводя застывшего взгляда от пламени.

      – Не нужно это сюда примешивать. Может быть, как раз уважения нам и не достает. Мы не уважаем его, поэтому и позволяем губить собственную жизнь. А заодно и наши тоже.

      – Напомни, – сказал Ганс, щелкнув пальцами, как бы припоминая что-то очень давнее, – тебя кто-то заставлял идти?

      – Ты не о том сейчас говоришь. Я пошел за ним искренне и без зазрения совести, пусть даже его мотивы ни коим образом не вяжутся с религией моих родителей. Я говорю о том, что, может быть, пришло время признать очевидные вещи. Или для этого нужно еще несколько месяцев? Я только об этом.

      – Ты ведь и аванс потребовал, – будто не услышав его, закончил предыдущую фразу Ганс.

      На несколько долгих секунд в тесной палатке воцарилось молчание. В такой атмосфере тишины и напряжения гудевший за стенами ветер казался чем-то страшным и огромным, грозящим поднять их всех вместе с палаткой, будто пушинку, и зашвырнуть так далеко, как только возможно.

      – Он прав, – нарушил молчание Питер, все так же глядя в пламя и вдыхая очередную порцию ускользающего в сквозняке дыма.

      – Что, прости? – удивленно переспросил Ганс.

      – Я говорю, что, как бы это было не абсурдно признавать, но, возможно, Людвиг, отчасти, прав.

      – И ты туда же? – Ганс удивленно отпрянул от соседа, не веря собственным ушам, – с чего это вдруг?

      Питер пожал плечами и снова погладил спутавшуюся бороду. Очередной порыв застенного ветра, казалось, был самым слабым из всех предыдущих.

      – Хотя бы с того, что мы заблудились восемь дней назад, – сказал он безразлично.

      – Как заблудились? – удивился Гораций, вновь протирая высокий лоб грязным платком.

      – А вот так. Заблудились. Никаких ориентиров из его карт не было уже больше недели. Мы трижды проходили это место. Причем дважды останавливались тут на ночлег.

      – И ты все это время молчал? – спросил Ганс, придвинувшись обратно вплотную к соседу.

      – Ну, я думал, что раз он так уверенно идет по этому маршруту, то так оно и было нужно.

      – Ты абсолютный болван, – взмахнув руками от разочарования, ответил Ганс.

      – Спросил бы у него самого, – сказал Людвиг, слегка повысив голос, – чего же ты не спросил? Может быть это бы помогло нам всем. Может ему нужна была это информация. Он ведь именно для этого нас с собой взял, верно?

      – Мы ведь были предупреждены, что не все будет понятно в нашем путешествии, – сказал Гораций, побледневший, казалось, еще немного, – вполне возможно, что это как раз именно то самое, что должно быть непонятно.

      – Ну да, – ответил Людвиг, как-то дико усмехнувшись, – а еще, возможно, что мы умрем здесь