Слуга царю.... Андрей Ерпылев

окликнул Леонард Фридрихович, маявшийся около палатки…

* * *

      – Понимаете, Александр Павлович, – профессор все время пытался забежать вперед, и, чтобы не отдавить ему ноги, Бежецкий вынужден был сдерживать шаг, – вчера к вечеру наконец были завершены все предварительные замеры, картографирование находок и протокольная съемка, и на сегодня ученый совет, то есть, как вы понимаете, Михаил Абрамович, Агафангел Феодосиевич и ваш покорный слуга установили…

      – Решили, – подсказал ненавязчиво Александр.

      – Да, да, решили! – обрадовался Кирстенгартен, поправляя очки на хрящеватом носу. – Решили начать вскрытие кладки… Естественно, все меры безопасности были соблюдены!

      Увлекшись, профессор запнулся о корневище, коварно спрятавшееся в снегу, и непременно оказался бы в сугробе, если бы внимательный слушатель не прервал его полет в самом начале, крепко ухватив за ворот куртки, оказавшейся на редкость прочной. Пока антрополог рассыпался в благодарностях, Александр не без труда отыскал в снегу катапультировавшиеся с его носа очки и водрузил на лысоватую макушку немца, предварительно отряхнув, огромный собачий малахай, по живописности лишь немного уступающий колоритному головному убору Тунгуса.

      – И… – подбодрил он своего подопечного, когда водопад славословия в его адрес иссяк.

      – И под ним обнаружился еще один слой – более древний!

      – Матрешка получается! – пробормотал себе под нос Бежецкий, но Леонард Фридрихович расслышал.

      – Какое точное сравнение! – восхитился он. – Именно матрешка! Я знаю этот русский кукл!.. Но не это самое главное! – перебил он сам себя. – Нижний слой оказался не просто оболочкой… Да посмотрите сами!..

      Под грубыми плитами дикого камня, аккуратно снятыми и сложенными в сторонке, оказалась гладкая поверхность из белого, гладкого, напоминающего мрамор камня, испещренная глубоко вырезанными иероглифами, неискушенному в таких делах Бежецкому на первый взгляд показавшимися египетскими. Египтяне в Сибири? Откуда?

      – Да где вы видите сходство? – возмутился лингвист Наливай при первых же словах Александра. – Ничего общего! Так называемое «туруханское письмо», восьмой-девятый века… От Рождества Христова, естественно…

      Ох уж мне эти ученые…

      – Прочесть-то их можно, профессор? – поинтересовался Бежецкий, терпеливо дождавшись конца излияний лингвиста, пересыпанных узкоспециальными терминами и пространными цитатами из трудов неизвестных светил. Задерживаться здесь чересчур долго ему вовсе не климатило, и вы сами понимаете почему. – Или, извиняюсь, глухо как в танке?

      – Почему же нет? – фыркнул Наливай, которому польстило обращение «профессор». До профессора он пока не дорос в своей научной карьере и даже не мечтал об этом. – Одно из тюркских наречий… Правда, несколько непривычное написание…

      – Ну хотя бы в общих чертах, – поощрил его начальник экспедиции.

      – Зачем в общих? –