Зов ночной птицы. Роберт Маккаммон

пришла очередная вспышка молнии. В момент узнавания его сердце как будто сжала невидимая ледяная рука. Ему не потребовалось вспоминать уроки анатомии, чтобы понять: он продавил башмаком грудную клетку скелета размером с человеческий. Ребра выдернулись вместе с частью позвоночника, к которому пристали клочки бурого вещества – без сомнения, остатки разложившейся плоти.

      Он испустил сдавленный крик и начал остервенело пинать эту мерзость носком другого башмака. Кости с треском ломались, а когда последние позвонки наконец отвалились, Мэтью пополз прочь со всей быстротой, на какую был способен в этой слякоти. Добравшись до леса, он сел на подстилку из листьев и хвои, привалившись спиной к стволу дерева. Легкие клокотали при каждом вздохе, глаза вылезли из орбит.

      Вдруг всплыла мысль о загубленном касторовом сюртуке – судья будет очень расстроен. Такую качественную одежду трудно найти в колониях. А теперь его уже не привести в порядок. Грудная клетка. Размером с человеческую. Никакая чистка не поможет. Черт бы побрал этот дождь и эту грязь, черт бы побрал эту дикую глухомань, черт бы побрал Шоукомба и заодно ночной горшок, который надо было захватить с собой!

      Мысли снова вернулись к скелету. Дождь стекал по лицу, было холодно, но холод помогал Мэтью сосредоточиться. Конечно, это могли быть кости какого-нибудь животного. Почему бы и нет?

      Фонарь был забрызган грязью, но – каким-то чудом! – свеча продолжала гореть. Он поднялся, добрел до костей и, встав на колени, осветил их в попытке распознать существо, которому они принадлежали. От этого дела его отвлек мягкий протяжный шорох справа. Мэтью посветил туда и обнаружил провал футов четырех в поперечнике; жидкая грязь стекала по стенкам вглубь ямы, создавая тот самый шуршащий звук.

      Мэтью сразу пришло в голову, что точно таким же образом разверзлась земля и под его ногами, как будто отвечая протестом разверзшимся хлябям небесным. Он встал, приблизился к краю ямы и направил свет фонаря вниз.

      Увиденное в глубине сперва показалось ему грудой хвороста, бесформенной и покрытой грязью. Но чем дольше он всматривался, тем больше прояснялась картина.

      И тем ужаснее она становилась.

      Он разглядел кости руки, лежавшей поперек полуразложившегося голого торса. Из грязи выпирал серый коленный сустав. Сгнившая кисть была развернута ладонью вверх – как будто в умоляющем жесте. Была там и голова: наполненный грязью череп, хотя куски кожи на нем еще кое-где сохранились. Мэтью, с пересохшим ртом и гулко бьющимся сердцем, заметил, что верх черепа был вдавлен в результате страшного удара.

      Такой удар можно нанести кувалдой, подумал он. Кувалдой или тем самым молотом, каким старуха убивала крыс.

      В этой могильной яме могло находиться несколько беспорядочно сброшенных трупов. Четыре или пять – поди теперь разберись в этом переплетении костей. Судя по всему, ни одно из тел не было захоронено в одежде.

      Слышь, писарь, а он точно ни в какую не отдаст этот камзол?

      Мэтью почувствовал,