Зов ночной птицы. Роберт Маккаммон

пробормотал Мэтью. Его лицо буквально пылало.

      – Двадцать лет – и ни единой киски на счету? Да как у тебя яйца не полопались?

      – Кстати, не мешало бы уточнить и возраст девушки, – сказал Вудворд. – Должно быть, ей нет еще и пятнадцати?

      – А который у нас нынче год?

      – Тысяча шестьсот девяносто девятый.

      Шоукомб начал считать в уме, загибая пальцы. Между тем Мод принесла деревянное блюдо с ломтями бурого кукурузного хлеба и тотчас удалилась. Трактирщик, похоже, был не в ладах с арифметикой: запутавшись в подсчетах, он опустил руку и с ухмылкой сказал Вудворду:

      – Да чего там, она уже всяко поспела: сочная, как инжирный пудинг.

      Тут Мэтью потянулся за «змеиным укусом» и сделал большой – чтоб не сказать жадный – глоток.

      – Как бы то ни было, – сказал Вудворд, – мы оба отклоняем ваше приглашение.

      Он взял свою ложку и погрузил ее в жидковатое варево.

      – А я вас и не приглашал никуда. Просто предложил сделку. – Шоукомб глотнул еще рома и тоже приступил к еде.

      – Дичайшая вещь из всех мною слышанных! – бубнил он с полным ртом, из уголков которого стекал соус. – Сам я вовсю драл девок уже в двенадцать лет.

      – Одноглаз… – подал голос Мэтью, давно хотевший об этом спросить, тем более что данный вопрос не хуже любого другого годился для того, чтобы отвлечь Шоукомба от щекотливой темы.

      – Чаво?

      – Ранее вы упомянули какого-то Одноглаза. – Мэтью макнул кусок хлеба в соус и начал его жевать. Хлеб сильно отдавал гарью, перебивавшей вкус кукурузы, но бурда оказалась вполне съедобной. – Кто это?

      – Это всем зверюгам зверюга. – Шоукомб поднес миску ко рту и отпил через край. – На дыбах футов семь, а то и все восемь будет. Черный, как шерсть под хвостом у Дьявола. Один глаз ему выбило индейской стрелой, да разве ж одной стрелой такого завалишь? Нет уж, сэр! Оттого он, как говорят, токо стал яриться пуще прежнего. Яриться и кровожадничать. Запросто может содрать с человека лицо и слопать его мозги на завтрак.

      – Одноглаз – это чертов медведь! – пояснил Эбнер, все еще сушившийся у очага. – Агромадный! Больше коня! Больше кулака Господня, так-то вот!

      – И вовсе он не медведюга.

      Шоукомб повернул голову в сторону последней реплики, блеснув потеками жира на подбородке.

      – А? Чаво ты там вякнула?

      – Не медведюга он вовсе.

      Мод приближалась к столу, вырисовываясь темным силуэтом на фоне огня. Голос у нее был все таким же сиплым и каркающим, однако она старалась говорить медленно и отчетливо. Насколько поняли Вудворд и Мэтью, эта тема волновала ее всерьез.

      – Ясное дело, медведь! – сказал Шоукомб. – А ежели не медведь, то кто он, по-твоему?

      – Не простой медведь, – поправилась старуха. – Я-то его повидала, а ты вот нет. И я знаю, кто это.

      – Совсем уже сбрендила, как и все они тут, – сказал трактирщик Вудворду, пожимая плечами.

      – Уж я его повидала, – с нажимом повторила старуха. Она подошла к столу и остановилась